Вид у мальчишки был запуганный. На грязной левой щеке дергалась жилка. Так бывает, когда ждут, что сейчас влепят оплеуху. Я протянул ему еще одну золотую монету и сказал громко:
— Отдашь купцу и скажешь, что ты теперь мой слуга.
Савка крепко сжал монету. Руки у него тоже были в цыпках.
— Грабишь ты меня, князь! Такого хорошего слугу забираешь! — запричитал купец, но не очень убедительно. Поняв, что меня скулением не прошибешь, закончил: — Придется мне смириться. Ты — князь, а нам положено быть в твоей воле. — Потом предложил совсем буднично: — Отобедаешь, князь?
— Не хочу, — отказался я. — Вина дай, если есть хорошее.
— Вина хорошего нет, — сообщил он, — но есть мед монастырский, ягодный.
— Давай мёд, — согласился я.
— Ни разу не видел таких монет, — сообщил купец, попробовав мараведи на зуб и убедившись, что золотой. — Из какого-то латинского королевства?
— Из Португалии, — ответил я и объяснил, как их заимел: — Мой тесть с ними торговал.
— А где эта Португалия? — поинтересовался купец.
— За Геркулесовыми столпами, на краю земли, — дал я понятный ему ответ.
Савка принес тот самый бронзовый кубок, из которого пил купец, наполненный мутноватым напитком. На стенках сосуда было четыре овальных барельефа, изображавшие по пояс каких-то мужчин, скорее всего, святых. Сверху шли надписи, но только согласные буквы, так что я не смог расшифровать, кто это такие. Медовуха была сладковатая, с ягодным привкусом. Пилась легко, а вставляла здорово. Не успел я допить кубок, как через несколько минут вырубился.
2
Ночью мы стояли на якоре возле берега неподалеку от Месеврия. Город был окружен высокими каменными стенами с круглыми башнями. Это последний крупный византийский порт на нашем пути. Точнее, бывший византийский. Теперь он часть Латинской империи. Дальше начиналось Болгарское царство.
— Пошаливают там на море, в одиночку опасно плыть, — пожаловался купец, которого звали Борята Малый. — Будем здесь ждать, когда подойдет караван.
— А когда он будет? — спросил я.
К утру я совсем оклемался, даже встал и сделал небольшую зарядку, помахав саблей. Чувствовал себя молодым и сильным. Мне показалось, что сейчас я даже немного моложе, чем был, когда выплыл на полуостров Уирэлл. Жаль, нет зеркала, чтобы убедиться в этом.
— Кто его знает?! Может, несколько дней, а может, недель, — ответил купец Борята. — Никто ведь не ожидал, что потонут шесть ладей, поэтому и не узнавали, когда другие поплывут. Всемером мы бы отбились от любых разбойников.
— Давай не вдоль берега, а напрямую поплывем. Ветер попутный, будем и ночью идти под парусом. Дня за три-четыре доберемся до Днепра, — предложил я.
— Как это напрямую?! — удивился Борята Малый. — В открытом море править не по чему.
До компаса южнорусские купцы еще не додумались.
— По солнцу будем править да по звездам. Я вас доведу, не один раз так плавал, — пообещал ему.
— Не-е, боязно, — честно признался купец.
— Мне некогда сидеть здесь несколько недель, дела ждут, — надавил я. — Да и ты кучу денег сэкономишь.
То ли возможность сэкономить, то ли понял купец, что все равно будет по-моему, но больше не возражал. Выбрав якорь, мы, ориентируясь по солнцу, легли на курс примерно норд-норд-ост. Почти попутный юго-западный ветер силой балла три наполнил парус, гребцы налегли на весла — и ладья пошла со скоростью четыре-пять узлов в сторону острова Березань. Море совсем утихло, волна была мала. Массивный форштевень, верх которого был, как оказалось, в виде головы ушастого дракона с лошадиной гривой, легко рассекал чистую голубую морскую воду. В восьмидесятые-девяностые годы двадцатого века возле берегов Болгарии было много длинных, порой до двух-трех миль, и широких полос из плавающего полиэтилена, пластиковых пакетов и бутылок. В силу каких-то причин, эта срань собиралась здесь со всего Черного моря. Впрочем, в других частях моря ее тоже хватало, правда, не в таких больших количествах. Потом началась борьба с загрязнением окружающей среды, и ситуация сильно исправилась в лучшую сторону. Продолжали и дальше швырять в море отходы, мусор, но уже не в таких количествах.