Князь Путивльский

Сам порой приказывал выбросить за борт кое-что. Помню, привезли мы в алжирский порт Мостаганем трубы для разведочного бурения нефти. Они были стянуты стальными тросами. Грузчики раскрепляли трубы и складывали тросы на причале. Обычно в развивающихся странах всегда находятся желающие получить на халяву крепления, сепарационные материалы, а тут стивидор уперся: забирайте тросы! Кстати, говорил он со мной на английском, с грузчиками — на арабском, а с местными начальниками — на французском. Французский в Алжире, как и в России девятнадцатого века, язык высших слоев общества. Пришлось погрузить тросы, тонн пять, на крышки трюмов. И что с ними дальше делать?! Мы направлялись в итальянский порт под погрузку, где должны были брать и палубный груз. Может, там кого-то и заинтересовали бы тросы, как металлолом, но, скорее всего, пришлось бы заказывать машину и оплачивать их перевозку якобы на свалку мусора. Поэтому ночью, сразу после выхода из порта, я приказал матросам выбросить тросы за борт. Они — не пластик, вреда морю не принесут. Упадут на дно и через несколько лет проржавеют и обрастут ракушками и водорослями. Если не зацепятся за сети рыбаков. Рыбацких суденышек там много. Наглые, правила не соблюдают, режут курс, как хотят. Недаром моряки торгового флота говорят: «Бойся в море рыбака и вояку-дурака». Приходилось направлять на рыбацкие суденышки луч прожектора, чтобы напомнить, что они в море не одни, и про себя желать, чтобы поймали трос.

Ночью гребцы спали, а ладья, сбавив ход до пары узлов, шла под парусом. Я был, так сказать, на вахте, показывал матросу, на какую звезду держать. Ночью на руле стоял другой — смышленый малый невысокого роста и со свернутым вправо носом. Болтал он без умолку. За три ночи я узнал от него почти все о состоянии дел во всей Киевской Руси и прилегающих землях. В том числе и о княжестве Путивльском. Дела там шли неважно. Грабили его все, кто только мог: половцы, местные бояре, соседние князья. Народ разбегался в разные стороны, в основном на север, подальше от Степи и налетов кочевников.

— Заправляет там сейчас боярин Епифан Сучков. Говорят, жадность его равна только его жестокости. И нет на него, иуду, управы! — горько закончил ночной кормчий.

— Сколь веревочки не виться, а конец придет, — сказал я и спросил: — А ты сам не путивльский?

После паузы он произнес:

— Нет, мы теперь черниговские. Князь Мстислав Святославич своих бояр в кулаке держит.

Вечером четвертого дня увидели землю впереди по правому борту. Это была северная оконечность Тендровской косы. Не видел ее более двадцати лет, но узнал сразу. За шесть с лишним веков она не изменилась.

— На ночь станем на якорь возле берега, — сказал я купцу Боряте Малому, — а завтра к вечеру будем в Днепре.

— Знаю я эти места, плавал мимо на Корсунь и Согдею, — сообщил он. — Латиняне, после того, как захватили Царьград, первое время не давали нам торговать напрямую, только через венецианцев. А кому понравится прибыль другому купцу отдавать?! Все наши и перестали возить товары в Царьград. Предместье у Святой Мамы, где обычно останавливались купцы из Чернигова, Киева, Переяславля, совсем запустело. Император Генрих понял, в чем дело, и урезал права венецианцам, уравнял их с остальными купцами.

Купец Борята теперь смотрел на меня с уважением. Видимо, не ожидал, что князь окажется лучшим капитаном, чем он сам.

— Да, что-то такое рассказывал мне тесть, — небрежно бросил я и уточнил: — Корсунь — это Херсон?

— Так его ромеи называют, — подтвердил купец.

— Что ты там покупал? — поинтересовался я.

— Вино, рыбу вяленую, ткани и специи восточные, — ответил он. — Еще там кони хорошие, только на ладье везти их неудобно, больше трех-четырех не возьмешь.

Видать, начатое мною в Херсоне разведение элитных лошадей до сих пор живет и здравствует.

— Лошадей обычно посуху перегоняют, — продолжил Борята Малый. — Приходится платить половцам за проезд, поэтому дело не очень выгодное. Разве что соли еще купить и привезти.

— Соль добывают из озер, что возле перешейка? — спросил я.

— Вроде бы, — ответил купец. — Сам там не ходил, не покупал, от других купцов слышал. Я посуху не торгую, опасно очень.

Поселений в низовьях Днепра стало больше. Жители говорили по-русски и называли себя славянами, хотя многие больше походили на греков, потомками которых, наверное, и являлись. Один раз ночевали у пристани небольшого городка Олешье, обнесенного земляным валом и тыном из дубовых бревен.

Были поселение и на острове Хортица, и на обоих берегах напротив него. Называлось оно Крарийской переправой. Защитное ограждение чисто символическое. Так понимаю, нападения не боятся: переправа нужна всем. Народ здесь жил бедовый, в основном беглые. Наверное, они — предки запорожских казаков. На меня поглядывали с неприязнью, принимая за боярина. Впрочем, узнав, что я — князь, лучше относиться не стали. Много было половцев, юрты которых стояли рядом с избами. Чумазая детвора обоих национальностей бегала одной ватагой. Они поглазели на нашу ладью и помчались дальше.