Викинги встретили кавалерию длинными пиками. Заградившись огромными круглыми щитами, они поражали коней и всадников, не подпуская к себе; едва падал какой-нибудь норманн, как на его место заступал другой, и кавалерии никак не удавалось прорвать строй. Конь ехавшего перед Рериком всадника встал на дыбы и рухнул, придавив собой седока. Он ринулся вперёд и увидел звероватые глаза вражеского воина, смотревшего на него поверх щита. Не раздумывая, Рерик ткнул в них копьём так, как их учили на военном поле. Он был уверен, что поразил противника, но остриё копья скользнуло по щиту и ушло в пустоту. Он натянул повод, конь остановился, но у себя перед лицом он увидел остриё копья, машинально уклонился в сторону и вновь ударил вынырнувшего из-за щита викинга. На этот раз удар его был точен, голова врага откинулась назад, Рерик отчётливо разглядел его пасть с белыми зубами, окружённую волосами бороды и усов. Подав вперёд коня, он оказался между вражескими воинами, выхватил меч и стал бить им направо и налево. Но в этот момент конь его стал заваливаться на бок. Рерик успел освободиться от стремян и отскочил в сторону. Тотчас один из викингов кинулся на него. Чуть-чуть опередив, Рерик бросил своё тело вперёд и ткнул остриём сабли в незащищённый бок противника.
Ожидая нападения, он отскочил на несколько шагов назад и вдруг ощутил за своей спиной пустоту. Оглянувшись, увидел, что королевская конница отступает с холма, торопливо и беспорядочно. Тогда и он, закрывшись щитом, стал пятиться, отбивая нападения пытавшихся поразить его норманнов.
Внизу холма метался перед конниками граф Берн, истерично кричал:
— Строиться, трусы! Быстрее занять свои места, болваны! Вы не воины, а стадо баранов! Не можете разогнать кучку каких-то разбойников! Вы ни на что не годитесь, только зря прожираете королевский хлеб!
Рерик поймал свободного от всадника коня — их много металось по полю боя. Вторая атака оказалась ещё более сумбурной, чем первая. Кавалеристы храбро бились, но единого натиска на противника не получилось, а были отдельные сражения без какой-либо возможности добиться победы.
Берн был вне себя. Он не обращал внимания ни на смертельную усталость воинов и коней, ни на то, что заморосил мелкий надоедливый ненастный дождь, который превратил разбитую копытами лошадей глинистую землю в липкое месиво. Он сам повёл кавалеристов в третью атаку, которая быстро закончилась неудачей. Но на холме где-то среди поверженных остался Берн. Тогда собравшиеся на короткое совещание сотники выбрали начальником кавалериста Фрастена, который приказал отступить. Все согласились с ним. Послали к норманнам переговорщика, чтобы разрешили забрать раненых и убитых. Норманны дали согласие. Забрав и погрузив их на подоспевшие подводы, королевское войско отправилось в обратный путь.
Рерик вернулся в Париж усталым и совершенно опустошённым. Он не слишком переживал поражение, это была не его страна, просто играло самолюбие воина, потерпевшего поражение. Он бросился в кровать и проспал целые сутки. Может, продолжал бы спать и дольше, но разбудила хозяйка:
— К тебе какой-то гонец.
Рерик вышел на улицу. Возле калитки его ждал державший под уздцы коня подросток. Он что-то прошептал Рерику на ухо. Выслушав его, Рерик сильно побледнел, заскочил в дом, схватил нехитрые пожитки и, пробегая мимо хозяйки, выпалил:
— Будут спрашивать, отвечай, что уехал домой. А жалованье моё пусть возьмёт себе сотник!
Он вскочил на коня и пустил его в галоп.
VIII
Герцог Готброд с детства был шумлив, заносчив и драчлив. Но уже тогда окружающие заметили у него одну черту характера, которая осталась на всю жизнь: любовь к порядку и равновесию. Приверженность к стройности у него была такой, что в каждом деле он стремился добиться того, чтобы было всё ясно и чётко расставлено. И когда, согласно обычаю того времени, в пятнадцать лет призван он был в войско князя саксов, то сразу нашёл своё место. Ему пришлись по душе строгий распорядок и дисциплина, которыми жили военные люди: десятские подчинялись сотским, сотские — тысяцким, а всё войско выполняло приказы и волю воеводы или князя. Если для одних это было большой тягостью, то ему они приносили радость и удовлетворение. Неудивительно, что очень скоро Готброд стал тысяцким, а потом возглавил народное ополчение своих сородичей. В Альдинбурге он женился на маленькой, миловидной и послушной Иулиании, здесь родилось у него шестеро детей, из которых выжили трое: двое сыновей, которые пошли по его пути и поднялись до тысяцких, и дочь Ильва, из босоного бесёнка превратившаяся в редкую красавицу. Любивший порядок во всём, герцог Готброд заранее определил судьбу своей дочери. В семь лет она была помолвлена, а потом обручена с сыном его друга, Уто. Кажется, всё складывалось прекрасно. Как вдруг пришло страшное известие о нападении викингов на отряд, в котором находились Ильва и её жених Уто, об их гибели. Проклял всё на свете старый Готброд, почернел лицом и тыкался бестолку, бродя по крепости.