Его рука лежит вокруг ее талии, и вместе наблюдают они картины, открывающиеся внутри рамы там, в Доме Мертвых. Они смотрят на Озириса, как плывет он по небу на черном своем арбалете, на тетиве которого лежит нечто, под силу чему сокрушить солнце. В одиночку правит он своим самострелом, и не мигают желтые его глаза на лице, не способном принять какое-либо выражение. Они смотрят на темную скорлупку, находятся в которой Анубис, Мадрак и пустая рукавица, содержащая в себе силу.
Концом своей трости прослеживает Врамин две прямые линии, продолжающие курс судов. В раме возникает изображение места, где эти линии пересекаются. Лежит там сумеречный мир, и меняется его поверхность прямо у них на глазах.
– Как они могли узнать о его местонахождении? – спрашивает Изида.
– Не знаю… Если только… Озирис! Он нашел записку. Я наблюдал, как он ее читает.
– И?..
– Гор. Гор, должно быть, оставил ему записку, в которой сообщил о месте.
– А как мог узнать о нем Гор?
– Он боролся с Тотом – скорее всего, внутри разума самого Тота, а Гор способен заглянуть человеку в мозг, узнать, что он думает. Вероятно, в какой-то миг их схватки он и выкрал у Принца, который обычно неуязвим для подобного искусства, эту информацию. Да, Тот, должно быть, потерял на мгновение бдительность. Его надо предупредить!
– Может быть, Тифон обеспечит его безопасность?
– А где сейчас Тифон?
Они смотрят на экран, и всякое изображение пропадает.
Черным-черным-черно. Ничего нет.
– Словно Тифон и не существует вовсе, – говорит Врамин.
– Нет, – говорит Изида. – Ты смотришь на Скагганаук, заглядываешь в Бездну. Тифон отступил из Вселенной, следуя своим путем – по изнанке известного людям пространства. Может статься, что он отыскал эту самую записку Гора.
– Это не обезопасит Принца. Весь проект может пойти прахом, если только мы не сумеем добраться до него.
– Тогда скорее отправляйся к нему.
– Не могу.
– Что, твои знаменитые зеленые двери…
– Они действуют только в Срединных Мирах. Я же черпаю свою силу из поля. Вне его я бессилен. Леди, а как ты появилась здесь?
– Прибыла на своей колеснице.
– Десяти Незримых Сил?
– Да.
– Так давай воспользуемся ею.
– Я боюсь… Послушай, Врамин. Ты должен понять. Я – женщина, и я люблю своего сына, но люблю и свою жизнь. Я напугана. Я боюсь этого места, этого столкновения. Не думай обо мне плохо, если я отказываюсь тебя сопровождать. Можешь взять мою колесницу и отправляться на ней, но тебе придется делать это в одиночку.
– Я не думаю о тебе плохо, леди…
– Тогда возьми подвеску. Она управляет Десятью Силами, влекущими колесницу, да и тебе придаст дополнительные силы.
– Она действует и вне Срединных Миров?
– Да. – И она скользит к нему в объятия, и на миг его зеленая борода щекочет ей шею, а ее наперсник скрежещет зубами и завязывает свой хвост узлом, двойным узлом.
И она провожает его к своей колеснице на крыше Дома Мертвых; и он всходит на нее, высоко поднимая правой рукой подвеску, становится на миг деталью искусно устроенной в чреве бутылки красного стекла живой картины, потом он уже – теряющийся вдали мигающий огонек в просторах неба, за которым продолжает следить Изида.
Поеживаясь, возвращается она поближе к мертвым, не в силах не думать о том, кого боится она повстречать, кто как раз сейчас сражается с Безымянным.
Вперед смотрит Врамин нефритовыми глазами. Желтые огоньки пляшут внутри их.
В полымя
Позади глаз Врамина встает видение…
Стоит там Принц и смотрит вниз. Поверхность мира в огне. На носу ладьи Принца возвышается зверь, чье тело – доспехи, чей всадник недвижен, блестящ, и тоже смотрит он на арену схватки. Приближается самострел. Мерно движется вперед скорлупка. Молот насторожен, выстреливает вперед. И вот, сверкая растрепанным хвостом, устремляется вперед комета, разгораясь, раскаляясь на своем пути.
Где-то бренчит банджо, и Бронза встает на дыбы, а голова Генерала вращается к левому плечу, чтобы взглянуть на пришельца. Вперед взлетает его левая рука, и Бронза продолжает вздыбливаться, над пустотой уже нависают три из четырех пар его ног, и вот спрыгивает он с корабля Принца.
Всего три прыжка делает он. Исчезают и конь, и всадник. Морщится, расплывается уголок неба, и звезды пляшут в нем, словно отражаясь в пруду, на который набежал ветерок. Ветерок этот, который не то вызывает, не то вызывают Перемены, подхватывает комету, она становится двумерной, исчезает. Вместо арбалета путь продолжает груда его обломков. Скорлупка ныряет к поверхности мира, исчезает среди дыма и пыли, среди пламени. На какое-то время картина становится натюрмортом. Затем скорлупка вырывается наружу. В ней теперь трое.
Рука Врамина сжимается на очаге кровавого света, и Колесница Десяти бросается в погоню.
Все неистовее схватка на поверхности планеты. Шар ее кажется жидким, кипящим, меняет форму, извергает вовне буйные фонтаны. Серия чудовищных вспышек – и мир трещит по швам, разлетается на части. И – ослепительность, могучая, всемогущая; и прах, смешение. Распад.
Позади нефритовых глаз Врамина, в которых пляшут желтые огоньки, это видение.
Без дна