Князь Святослав

– Только пребывающий в безвестности во всем виноват, а достигший престола во всем и всеми будет оправдан. Преступен и убог тот, кому не удался заговор. Как только счастье улыбнулось ему, он желанный царь. Найдутся и патриархи и епископы, которые оправдают его перед Богом, и заповеди, которые оправдают его перед законом, и историки, которые оправдают его перед историей, и поэты, которые в звучных стихах увековечат его в потомстве… Лишь бы имел венец василевса – о, тогда все оправдают! Я буду прав, как прав был Никифор Фока, узурпировавший власть, как прав Цимисхий в глазах народа, убивший своего начальника и дядю… Как только облекусь в царскую порфиру и обуюсь в красные сапоги – все признают меня правым, все будут трепетать, все найдут у меня тысячу достоинств и добродетелей, о которых я не подозревал, и даже пороки возведут в добродетель… Власть не дают, ее берут. Она ждет сильного, смелого, как женщина отдается самому отважному и настойчивому любовнику. Разве понять рожденному в страхе и бедности наслаждение могуществом и богатством! Толпы людей, преклоненных перед властелином, несмолкаемая лесть придворных, готовность самых красивых женщин, пышные триумфы, золотые троны, драгоценные блюда на столах, роскошные одежды, пышные повозки, длинные процессии покоренных варваров – и с уст василевса слетают только иронические полуулыбки, которыми он осчастливливает царедворцев. С высокой колесницы василевс наделяет толпу пригоршнями золотых монет, за которые чернь не перестает восторгаться василевсом, восхваляя его добродетели, храбрость, победы, милость и усердие в трудах и попечение о своих подданных! Как мало надо для черни! Как бесконечно много нужно для благородного!

Слуга с сожалением глядел на него. Горестная его мина отрезвила патрикия.

– Торопись, дружище, да не забудь захватить мои новые одежды. Неудобно являться перед друзьями в грязном плаще, тем более в роли будущего василевса.

Под ношею узлов кряхтя и пригибаясь, вышел слуга вслед за патрикием в темноту ночи. Лампада освещала оставленную комнату, в которую вскоре стали сбегаться в ночных сорочках женщины. Они подняли крик и вой, убедившись в том, что их повелитель исчез. На полу валялись разбросанные одежды патрикия, валялся мусор, мебель в беспорядке. По ковру рассыпаны золотые монеты. Женщины хватали их и прятали во рту. Потом они принялись завязывать в узлы все, что попадалось на глаза: занавеси, ковры, безделушки, ларцы, вазы. Они бегали по дому до самого утра и сдирали со стен все, что можно было содрать, ссорились, скандалили, обзывали друг друга неприличными словами. И когда все было обыскано и увязано, они, уставшие, полегли подле этих узлов, чтобы дождаться полного рассвета и покинуть этот дом, который стал теперь для них опасен.

Когда пришел за патрикием посланник от Святослава, он увидел только растрепанных женщин подле огромных узлов и разграбленные комнаты дома. Он спросил, куда девался патрикий, которого ожидает сам князь.

– Этот подлец убежал, спасая свою жалкую шкуру, – ответили женщины, – и бросил нас на произвол судьбы. Мы честные куртизанки, а не какие-нибудь грязные девки из лупанара. Пусть подавится первым обедом или попадет на кол брюхом во время позорного бегства от своего благодетеля русского князя…

Как только рассвело, они все разбежались из дома Калокира.

Глава 44 Совет дружины

О всем случившемся посланник доложил Святославу, который все еще ждал патрикия на совет. Дружина выслушала это донесение со скрежетом зубовным. Все они патрикия недолюбливали, все убеждены были, что этот ромейский перебежчик верен князю до поры до времени.

– Позор на мою голову, – сказал Святослав. – Ваш суд и расправа. Не слушал я тебя, старый Свенельд. Видно, мало еще я земель изъездил, мало и плохо людей узнал.

– Полно, князь, сокрушаться, – ответил Свенельд. – Конь о четырех ногах, да и он спотыкается. Прибереги это к досугу, да и хорошенько обдумай. А сейчас надо дела решать.

– Что ж, – сказал князь. – Вот и нам черед пришел склонить голову перед лукавым врагом. Песня до конца допета, да невесело.

– Это так. Многие пали в бою. Это были все испытанные и храбрые воины. С ними ты полонил буртасов, ясов и косогов, громил хазар, держал в страхе ромейскую державу. Погляди, князь, как нас мало осталось.

– Плетью обуха не перешибешь. Моя воля – добиваться мира.

– Да разве мы о покорности думаем? Нет. Сложим головы, где велишь. А коли какая иная воля будет твоя, и той воле подчинимся.

Святослав подумал, потом сказал:

– Вы видите, как вооружены их всадники? Как обучены их кони, как ромеи держатся в седле и в стременах, как они одеты в панцири, кони покрыты войлочной попоной, как длинны их пики? А мы с ними сражаемся пешими. Наши на конях как старые бабы на жердочке, вот-вот свалятся. Приеду в Киев, заставлю всех сидеть на конях по-ромейски. Наберу новую дружину, обучу ее и вернемся назад… И тогда ромеи не дадут нас обмануть, уж я их не выпущу из рук. И ученики покажут учителям способности руссов к военному делу.

– Да будет так, – согласилась дружина.