Итак, на берегу Дуная, на котором обильно текла кровь, съехались, чтобы взглянуть друг на друга, правители двух держав, самых могущественных в то время. Одна держава богатейшая, морская, многоязычная, изъязвленная всеми пороками угасающей рабовладельческой цивилизации, просвещенной, надменной, утонченной, упоенная своим величием, роскошью. Ее представлял в роскошных одеждах – царь Цимисхий. Державу эту постоянно лихорадило от заговоров и предательств, но она была всегда самонадеянной, считала свое царство вечным, тогда как оно приближалось к гибели, никем не подозреваемой. И другая держава – юная, только что собирающая в единое целое свои земли и племена, расширяющая границы своих владений, перенесшая столицу из Новгорода в Киев, а теперь – осевшая на Дунае… Представитель ее – киевский князь Святослав одет бедно, в одной сорочке из грубого полотна, суровый в нравах, хмелеющий от буйства сил, неграмотный, простодушный, не искушенный в лукавстве, близкий к селянину, ремесленнику, торговцу, по-рыцарски твердый в слове и поступке… Держава его запальчива и потому стихийно расточающая свои буйные силы, презираемая просвещенным соседом и противником, не желающим признать за ней какое-либо достоинство и будущее, но в своем смешном убожестве несущая внутренние силы будущей мощи и величие духа, которыми обновится мир.
Святослав ждал, когда царь заговорит, но тот, в свою очередь, тоже выжидал. Наконец, убежденный, что варварскому князю неизвестны правила царственного этикета, который повелевал первым заговаривать просителю о мире, Иоанн Цимисхий снисходительно усмехнулся в сторону царедворцев и произнес:
– Вот вижу настоящего варвара, от которого я наконец освободил мир…
Потом он сказал Святославу:
– Я рад приветствовать русское княжество в лице князя Святослава, отмеченного опытностью в воинских делах и изумившего мир доблестью, которой немало удивлены и мы – ромеи, видавшие многих достопочтенных и преславных противников в веках своей истории. Среди них не было русскому князю равного.
Святослав выслушал эту речь через переводчика и ждал дальше. Он был озабочен выполнением договора, и льстивые речи, которыми царь хотел усыпить его внимание, уводя от предмета разговора, внушали ему опасение.
У всех сановников были умиленные лица, они ловили каждое движение василевса, каждое отражение чувства на его лице: ведь все это принадлежит истории. Торжественно помолчав, опять начал декламировать василевс:
– Мы с вами были свидетелями самых удивительных и чрезвычайных происшествий. Ужасные в это время являлись чудеса. Невероятные были землетрясения и громы. Сильные, проливные с неба дожди. Непрестанно учинялись брани, всюду по землям нашим проходили полчища. Города и целые народы подвергались опустошению или переселялись. Оттого многие думали, что мир получит изменения и второе пришествие приближается. Но Господь Бог судил все иначе, и мир торжествует между нами на благо наших любезных подданных.
Свенельд опять перевел Святославу эти слова. Лицо Святослава сделалось мрачным, и он сказал:
– Спросите василевса, скоро ли прибудет обещанный хлеб и дары, как то указано в договоре и на чем мы клялись Перуну и Велесу, написали на хартии и своими печатями подтвердили.
Василевс ответил, что хлеб уже отгружается и дары припасены.
– Наше слово василевса дороже золота, – заключил он, – и ромеи, согласно своим правилам, обыкновенно побеждают своих врагов благодеяниями больше, чем оружием. Союз и дружба наша будут нерушимы, и русские купцы станут впредь почетными и желанными гостями в Константинополе.
Но Святослав опять спросил: отправлены ли Цимисхием посланцы к печенегам? Печенеги, будучи союзниками греков, должны быть греками предупреждены, согласно договору, чтобы не чинили русским никаких препятствий, когда те будут возвращаться домой по Днепру. Иоанн Цимисхий ответил, что уже отряжен посол к князю Куре с предложением удалить свои кочевья от берегов Днепра в глубь степей. Цимисхий советовал быть спокойным, верить в закон и слово василевса и знать, что христианский Бог карает прежде всего за вероломство и нарушение клятвы перед Ним.
Слушая эти слова, Святослав окончательно решил, что Цимисхий его обманывает, но где и как вскроется этот обман, князь еще не знал. И он принял решение как можно скорее отъезжать в Киев. Сама беседа его с василевсом была тягостна и огорчительна. И всего больше опасался Святослав исконного ромейского вероломства: убийства из-за угла, или нападения во время этого свидания, или даже во время самого получения подарков. Сейчас он ожидал всего, потому что чувствовал всей душой, как его презирает и ненавидит заверяющий в дружбе и любви христианский самодержец. И, желая дать понять Цимисхию, что войско русское еще многочисленно и сильно и что оно не боится никого, князь для получения довольства увеличил число дружинников, воинов и их жен в несколько раз. Но ромеям и эта цифра показалась заниженной, их воображение было напугано.