Читаем Князь Василий Долгоруков (Крымский) полностью

— Независимости добиваются тогда, — неторопливо рассуждал Григорий Орлов, — когда есть зависимость, от которой хочется избавиться. А желают ли такого избавления крымцы?.. Нет, не желают!.. Они с Портой единоверны, и те указы, что султан присылает для исполнения, не более суровы, чем в любом другом государстве… И потом, о какой независимости идет речь? Она ведь тоже бывает разная. Мы в это слово вкладываем свое понимание. А что подумают татары?.. Независимость — это возможность державы самой определять свою политику, выбирать друзей и союзников, объявлять войны недругам. И ежели Крым станет независимым, то он может выбрать себе в друзья опять ту же Порту, а Россию — в недруги.

Никита Иванович Панин, подивившись блестящей основательности и четкости суждений графа, поспешил пояснить:

— Мы действительно говорим о независимости Крыма. Но эта внешность — очевидная для всех! — будет внутренне подкреплена незаметными ограничениями.

— Какими же?

— Подписанием договора, в коем отдельными артикулами необходимо утвердить обязательства татар: во-первых, об отступлении от Порты навсегда, а во-вторых, о тесном и постоянном союзе Крыма с Россией.

— А что, есть договор? — спросил Орлов, поднимая дугою бровь. И сам же он ответил: — Бумажка!.. Татары из всех наших неприятелей всегда были наивреднейшими. И впредь таковыми могут быть, если у них совсем не будут отняты к тому способы… Они и мир-то с Россией заключали только тогда, когда он им был надобен.

— И всякий раз нарушали, — ворчливо вставил Кирилл Разумовский.

Орлов хотел продолжить монолог, но Панин решительно перебил его:

— Вы, граф, видимо прослушали, когда я изъяснял способы, кои помогут нам держать независимых татар в жестких руках. Для вас я повторю еще раз… Размещение наших гарнизонов в тамошних крепостях! Гавань на Черном море для флота вице-адмирала Сенявина! Крепости, что охраняют пролив между Черным и Азовским морями!.. Вот три наиполезнейших способа, что дадут нам твердую, но неприметную власть на полуострове.

— Власть? — усмехнулся Орлов.

— Править будет, конечно, хан. Но мы станем присматривать. И коль попробует вернуться под руку Порты или России каверзы чинить — внушим ему благоразумие силой.

Совет единогласно принял предложенное Паниным решение.

Общий смысл постановления, утвержденного затем Екатериной, был изложен одной фразой:

«Совсем нет нашего намерения иметь сей полуостров и татарские орды к нему принадлежащие в нашем подданстве, а желательно только, чтоб они отторглись от подданства турецкого и остались навсегда в независимости…»

Это решение имело огромное значение, так как окончательно определяло основание всех последующих действий России по отношению к Крымскому ханству.

Слово «желательно» было вставлено не только по соображениям дипломатическим. Оно отражало неуверенность Екатерины и Совета, что татары захотят стать независимыми.

<p>9</p>

В конце холодного и дождливого марта из Ясс в Харьков приехал разведчик «Тайной экспедиции» секунд-майор Анатолий Бастевик. Петр Панин немедленно потребовал его к себе и около получаса расспрашивал, стараясь понять нынешние настроения ногайцев.

— Я, ваше сиятельство, — говорил Бастевик, стоя навытяжку перед командующим, — все более укрепляюсь во мнении, что главное препятствие для их отторжения — боязнь турецкого возмездия. Орды могут оставить Порту, но у них нет никаких гарантий, что после окончания войны их земли не отойдут назад под власть султана. А тогда, без сомнения, последует жестокое наказание за предательство!

— По военному праву эти земли наши! Турки их не получат, — безапелляционно сказал Панин, как будто именно он, а не Петербург, станет диктовать туркам условия будущего мирного договора.

— Тогда крайне желательно и необходимо скорое вторжение в ногайские пределы и в Крым. По причине невозможности сопротивления доблестному русскому оружию ордам легче будет перейти под протекцию империи. Они уже писали султану, что если не будет дано сильное турецкое защищение, то все примут покровительство России.

— Кампания на Крым нынче не планируется. Уговаривать надо… Хана и прочих знатных.

— Новый хан Каплан очень нелюбим ногайцами за свою строгость и необщительность. Между ним и мурзами есть сильные разногласия.

— Воевать не хотят?

— Не хотят!.. Хан старается принудить мурз к повиновению, но те его мало слушают.

— Кто ж у них наиболее почитаем из Гиреев? На кого следует опереться?

— Сейчас — сераскир Бахти, старший сын отравленного Крым-Гирея… Он, как и отец, пользуется широкой поддержкой буджаков и едисанцев и при желании может поднять орды на отторжение. На Бахти надобно ставить!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее