Князь Владимир — создатель единой Руси

Приблизительно в середине 980-х гг. князь Владимир, тогда еще язычник, нанес последний удар по Хазарии. Обложив хазар данью, Владимир присвоил себе титул кагана («великим каганом земли нашей» величает его митрополит Иларион в своем «Слове о законе и благодати»), которым пользовались также его сын Ярослав Мудрый и некоторые другие древнерусские князья. То был обдуманный политический шаг. Русские князья издавна стремились повысить международный престиж своего титула «великий князь русский». Однако в Византии русских князей называли всего лишь «архонтами» (термин, означающий просто независимого правителя), наравне с вождями диких кочевых племен — венгров и печенегов. Поэтому, как свидетельствует василевс Константин VII Багрянородный («Об управлении империей»), киевские князья, начиная с Игоря, желали получить «царские венцы» от византийских императоров. Византия со своей стороны проявляла крайнюю неуступчивость в этом вопросе.

Принимая почетный титул кагана, которого в официальных документах константинопольского двора именовали «наиблагороднейшим и наиславнейшим», Владимир заявлял о себе как о могущественнейшем правителе Восточной Европы — от Дона и Волги до Карпат и от Балтийского до Черного моря. Это был вызов, обращенный ко всем окрестным государям, но прежде всего — к ромейскому василевсу.

Так что исторически Россия является политической наследницей не только Византийской империи, но и Хазарского каганата.

Печенеги

По-тюркски имя этого народа звучало как беченек; византийцы называли их пацинаки/пачинакиты, арабы — баджнак. Происхождение этнонима не выяснено.

Печенежская орда состояла из разных племен и этносов. По свидетельству василевса Константина Багрянородного, самоназвание трех ее «колен» (малых орд) было «кангар». Кангарами назывались тюркские выходцы из распавшегося политического союза, носившего их имя (в государственное объединение Кангюй/Кангар (II в. до н. э. — IV в. н. э.) входили кочевые и оседлые племена на землях Хорезма, в районе среднего и нижнего течения Сырдарьи). В своем движении на запад они влились в угорские племенные группировки Южного Приуралья, которые, вероятно, и назывались собственно печенегами, заняв среди них привилегированное положение.

Арабский путешественник Ибн Фадлан (920-е гг.), видевший печенегов своими глазами, описал их внешность так: «Они — темные брюнеты с совершенно бритыми бородами».

По подсчетам арабских писателей, путь из конца в конец печенежских земель занимал месяц конной езды. Летом, в поисках пастбищ, печенеги устремлялись в днестровские степи, к берегам Черного моря и на равнины Подунавья, а с наступлением осени возвращались в Приднепровье. Постоянных зимовищ, как и кладбищ, у печенегов не было.

Регулярные набеги на соседей обогатили печенегов, сделали их, по свидетельству персидского географа XI в. Гардизи, владельцами больших стад лошадей и баранов, золотых и серебряных сосудов, серебряных поясов и хорошего оружия.

Боеспособность печенежской орды современники оценивали весьма высоко. Архиепископ Феофилакт Болгарский (X в.) писал, что набег печенегов — это «удар молнии, их отступление тяжело и легко в одно и то же время: тяжело от множества добычи, легко — от быстроты бегства. Нападая, они предупреждают молву, а отступая, не дают преследующим возможности о них услышать. А главное — они опустошают чужую страну, а своей не имеют… Жизнь мирная — для них несчастье, верх благополучия — когда они имеют удобный случай для войны или когда насмехаются над мирным договором. Самое худшее то, что они своим множеством превосходят весенних пчел, и никто еще не знал, сколькими тысячами или десятками тысяч они считаются: число их бесчисленно». Византийский историк второй половины XII — начала XIII в. Никита Хониат считал, что в сражениях с ромеями печенеги имели значительное преимущество, благодаря стремительным конным атакам, меткому обстрелу из луков и устрашающему действию оглушительного крика, с которым они производили свои налеты.

Византия стремилась поддерживать с печенегами мирные отношения. Печенежский козырь был очень значим в той политической игре, которую вела империя на своих северных границах. Подытоживая внешнеполитический опыт своих предшественников, Константин Багрянородный наставлял своего сына: «[Знай], что, пока василевс ромеев находится в мире с пачинакитами, ни росы, ни турки [венгры] не могут нападать на державу ромеев по закону войны, а также не могут требовать у ромеев за мир великих и чрезмерных денег и вещей, опасаясь, что василевс употребит силу этого народа против них, когда они выступят против ромеев. Пачинакиты, связанные дружбой с василевсом и побуждаемые его грамотами и дарами, могут легко нападать на землю росов и турок, уводить в рабство их жен и детей и разорять их землю».

Между северной линией печенежских кочевий и южнорусской границей пролегала узкая нейтральная полоса в «один день пути» (30–35 км). Какое-то время она достаточно надежно обеспечивала спокойствие Русской земли.