Князь-волхв

Это мальчишка-оруженосец, выйдя, наконец, из оцепенения, вскочил на неосёдланного господского коня. Юнец решил не испытывать судьбу в единоборстве с нечистью, каким-то чудом облачившуюся в монашескую рясу. Ибо только нечисть, но никак не обычный человек, способна была сотворить то, что было сотворено.

Держась за белую гриву, оруженосец отчаянно колотил пятками по конским бокам. Рослый жеребец зарысил, набирая скорость… Скакун, привыкший к острым шпорам, жёсткой узде и более крепкой руке, разгонялся неохотно. Но всё же разгонялся. Однако и демон в чёрной рясе никого не собирался отпускать живым с речной заставы.

Безжалостный пилигрим не только дрался, но и бегал так, как не доступно человеку из плоти и крови. Оглянувшись, оруженосец в ужасе увидел, что пеший пилигрим нагоняет его, скачущего на коне! Чёрная фигура словно летела над землёй. Ноги монаха мелькали так быстро, что трудно было уследить. Широкая ряса развивалась, подобно крыльям. Верёвка от крюка-кинжала, будто хвост, волочилась сзади.

Порывом ветра с головы преследователя сорвало капюшон. Под монашеским куколем открылось чужое, нехристианское лицо. Плоское, жёлтое, с маленькими злыми щёлочками глаз.

Перепуганный оруженосец заорал в самое ухо коня, зарылся лицом в гриву, не желая больше смотреть и видеть. Преследователь, не останавливаясь, подтянул верёвочный хвост, размахнулся…

Крюкастый кинжал полетел вдогонку всаднику.

Беглец ощутил хлёсткий удар по левому плечу. Перед глазами мелькнула чёрная верёвка… Изгиб тёмного металла.

А в следующий миг заточенный с внутренней стороны крюк серпом полоснул по незащищённому горлу.

Юный оруженосец, которому уже не суждено было стать рыцарем, не успел даже всхрипнуть. Пальцы судорожно вцепились в гриву. Натянулась, как струна на лютне, волосяная верёвка.

И крюк срезал. Сорвал.

Голову. Целиком.

Отделённая от тела, она мячиком… комком волос… растрёпанным клубком шерсти отлетела в сторону.

Мгновение, два или три обезглавленный наездник ещё каким-то чудом продержался на голой спине жеребца, брызжа вверх из шейного обрубка кровавым фонтаном. Потом безжизненное тело оруженосца соскользнуло на землю.

Белый конь в алых пятнах человеческой крови ошалело мчался дальше уже без всадника и без понуканий.

* * *

За сбежавшим жеребцом желтолицый иноземец в чёрной бенедиктинской рясе гнаться не стал. Он вновь накинув на голову капюшон, поднял с земли окровавленный крюк-кинжал и, намотав на руку верёвку, неспешно вернулся к мосту. Пилигрим собрал и вложил в потаённый кармашек метательные звёздочки. Затем вытер о траву и спрятал в ножны-посох короткий меч из тёмной стали. И лишь после этого склонился над обездвиженным рыцарем.

Вслух чёрный монах не произнёс ни слова. Слова сейчас были не нужны. Монах просто смотрел в лицо беспомощного пленника. Смотрел долго, молча, не моргая, ломая волю и гипнотизируя взглядом.

Однако на поверженного рыцаря смотрел не только он. Не он один. Через узкие глазки-щёлочки, едва различимые в тени капюшона, из невообразимой дали взирали и другие глаза. Чьи-то. Невесть чьи. Колдовские. Чародейские. Давящие. Перемалывающие.

Неумолимый взгляд ИНЫХ глаз становился всё более отчётливым и явственным. ИНОЙ взгляд постепенно заполнял глаза человека в рясе, глаза-посредники, лишь переносившие сюда, в это «здесь» и в это «сейчас» взор истинного ХОЗЯИНА.

Взгляд неведомого колдуна — сильного и могущественного — проникал глубоко в душу и мозг бычьего рыцаря. Взгляд пронзал сердце и забирался под череп. Взгляд буравил насквозь, бесцеремонно ощупывал потаённые уголки разума и настырно ворошил память. Взгляд ГОВОРИЛ. Взгляд ВОПРОШАЛ. И было… это непостижимо, это необъяснимо, но, всё-таки, было ясно, о чём спрашивал тяжёлый колдовской взгляд из неведомого далека. И не было ни сил, ни возможности ему противиться.

«Где?»

Безмолвный голос, неслышная, особая речь, состоящая не из слов, и даже не из образов, не знающая языков, звуков и жестов, но понятная обоим — и тому, кто спрашивал, и тому, кому надлежало отвечать на вопросы. И кто не отвечать не мог.

Невозможно не ответить на вопросы, которые задаются ТАК.

«Где спрятана Кость? Чёрная Кость?»

И не нужно было толмачей, чтобы переводить вопросы. Нужно было только мысленно выстраивать ответы. Только честные ответы. Других потому что сейчас не дано. Не время и не место потому что сейчас для других.

«Не знаю. Не понимаю».

Рыцарь с бычьим гербом на нагрудной котте не лгал и ничего не скрывал. В ТАКОЙ беседе нет места ни лжи, ни скрытности. Он действительно не знал, и он, в самом деле, не понимал, о чём идёт речь… о чём течёт мысль. О чём его вопрошают ИНЫЕ глаза.

И у вопрошающего не было оснований усомниться в искренности ответа.

«Что?»

Вопрошающий задавал новый вопрос.

«Что лучше всего охраняется в крепости, куда ведёт эта дорога?»

Безмолвная речь опять лилась из глаз в глаза. И через глаза-посредники, поблёскивающие под чёрным капюшоном.