Князь-волхв

На миг Тимофею показалось, что между Феодорлихом и магом произошёл краткий безмолвный диалог. Почудилось даже, будто латинянский колдун кивнул. Соглашаясь? Давая знак? Или позволение? Позволение императору?!

Феодорлих заговорил.

— За дары — благодарю, — голос монарха звучал негромко, но внушительно. — Хан проявляет достойный пример поистине королевской щедрости. Ответные подарки вам вручат при следующей нашей встрече.

Тимофей переводил слова Феодорлиха, склонившись к самому уху татарского нойона, и лишь потому увидел, как дёрнулась — едва-едва заметно, но всё же дёрнулась — щека Бельгутая. Слабая тень недовольства (только тень — большего послу не позволено) скользнула по каменному лицу степняка. Ещё бы! Бельгутаю было от чего яриться: латинянский император сознательно избегал именовать Огадая ВЕЛИКИМ ханом.

— Что же касается всего остального… — Лицо Феодорлиха утратило былую невозмутимость. Глаза вспыхнули. Брови сошлись у переносицы. В голосе отчётливо звякнула сталь. — У меня есть только один отец. Достославный Феодорлих Первый Огненнобородый. И никакого иного отца над собой признавать я более не намерен. Равно, как и ничьей власти. Запомните и передайте хану мои слова. Сыновьями пусть он называет своих вассалов.

Нет, император вовсе не витал в облаках всё это время. Глядя поверх их голов, Феодорлих, внимательно слушал послов. И — главное — слышал каждое произнесённое слово.

— Теперь о русских княжествах…

Тень гневливой суровости покинула лик монарха. Губы императора неожиданно скривились в изумлённой улыбке.

— Разве это я воюю земли русинов? Разве под моим предводительством взяты Псков, Новгород и прочие северные города? Разве не магистры Тевтонского и Ливонского орденов, объединившись друг с другом и призвав под свои знамёна европейское рыцарство, провозгласили крестовый поход в восточные земли?

— Но разве шатры прусских и ливонских крестоносцев не стоят в этом лагере? — бесстрастно спросил в свою очередь Бельгутай. Тимофей столь же бесстрастно перевёл слова степняка. — Разве рыцарские ордена не выполняют волю вашего величества? Разве осмелились бы магистры сами, без одобрения императора и без наущения из Рима, тоже, впрочем, подчиняющегося вашему величеству, объявлять походы, собирать рыцарские отряды и нападать на соседей?

По шатру прокатилась волна недовольного гула. Подобный ответ-вопрос со стороны послов при желании можно было счесть непозволительной дерзостью. Однако Феодорлих предпочёл улыбнуться. Ещё раз. И ещё шире.

— Хан Огадай хорошо осведомлён о тонкостях европейкой политики, что, несомненно, делает ему честь. Но ведь он, насколько я могу судить, разумный человек. А зачем двум умным и могущественным властителям портить отношения из-за клочка никчёмной русинской земли, когда вокруг так много непокорённых народов и недоделанных дел?

Ах, никчёмная русинская земля?! Тимофей мысленно скрежетал зубами, но внешне сохранял спокойствие, как и подобает посольскому толмачу. Тимофей переводил…

— Хан ещё не подчинил полностью своей власти восточные царства за Длинной стеной и южные страны, — продолжал Феодорлих. — Его конница не вытоптала персидские земли и не испробовала крепость своих мечей на сарацинских шлемах. Как видите, я тоже кое-что знаю. А потому спрашиваю…

Феодрлих выдержал паузы, прежде чем задать вопрос. Затем чётко и внятно произнёс:

— Стоит ли скудная дань, собираемая с русских княжеств, раздора между нами? Или дружба со слабыми раздробленными русинами хану Огадаю важнее прочного мира со мной?

— Урусы — соседи и союзники Великого хана, — сухо заметил Бельгутай.

Тимофей перевёл.

— Это всего лишь слова, — небрежно отозвался император. — Любой союз действенен лишь до тех пор, покуда он выгоден. Когда же вреда от него оказывается больше, чем пользы, когда союз становится ненужным и тем более опасным, от него отказываются.

— Так поступают правители запада? — в почтительном тоне Бельгутаева вопроса и в холодно-бесстрастном переводе Тимофея не было слышно ни упрёка, ни насмешки. Однако ропот в шатре усилился. Какой-то молодой рыцарь с вышитыми на синей гербовой котте золотыми львами потянул из ножен клинок. К счастью, горячего юнца вовремя одёрнули более сдержанные соседи.

— Так поступают разумные правители, — процедил сквозь зубы Феодорлих. — Почему хан Огадай столь сильно дорожит дружбой с русинами? Зачем владыке степей понадобилась дикая и холодная земля, покрытая непроходимыми лесами и непролазными болотами?

Феодорлих чуть подался вперёд, впившись взглядом в лица татарского нойона и толмача. Маг, сидевший у ног императора, тоже не сводил глаз с Бельгутая и Тимофея. Тимофей почти физически ощущал, как тяжёлый взгляд латинянского колдуна бьётся о волховскую защиту ищерского князя. Бьётся, но никак не может проломиться.

Зачем? Вот вопрос, который, действительно, интересовал латинян. Они, в самом деле, хотели знать: зачем? Больше всего, они сейчас хотели знать именно это.

— А зачем дикая и холодная земля урусов понадобилась могущественному императору? — вновь вместо ответа спросил Бельгутай.