— Это князь, — пересохшими губами ответил Тимофей. — Мой князь.
— Угорим-коназ? — изумлённо прошептал степняк. — Но что он здесь делает, Тумфи? И где мы вообще?
— Не знаю, — шепнул Тимофей.
И это чистая правда. Подземная зала, в которую они перенеслись неведомым образом, была ему не знакома.
Тимофей огляделся. Очень, кстати, странная зала. Достаточно просторная, но всё же, как выяснилось, малопригодная для скачек, она, судя по древности кладки, была возведена в незапамятные времена. А вот кем, зачем и где? Тимофей покосился на князя. Только он мог знать ответы. Но Угриму, похоже, сейчас было не до разговоров.
Горбун с усилием сдвигал раскинутые руки. И, словно повинуясь ему (а, скорее всего, без всяких «словно», а именно повинуясь), дыра в стене сужалась и затягивалась буквально на глазах. Как рана, окроплённая поочерёдно мёртвой и живой водицей.
Там где только что полыхал свет, проступали тёсаные каменные глыбы — грязно-серые, шершавые, массивные, намертво сцепленные друг с другом уже не столько крепящим раствором, сколько временем и собственным весом. Срастающиеся плиты постепенно душили и вбирали, втягивали в себя голубовато-белый разрыв.
Прошло ещё несколько мгновений. Князь-горбун уже держал руки не раскинутыми в стороны, а прямо перед собой. И неумолимо сводил их всё ближе и ближе. Так, наверное, хлопают в ладоши, находясь в густом киселе.
От сияющей бреши в стене, через которую проскочили два всадника, теперь оставалась небольшая щель, напоминавшая узкую, неестественно длинную бойницу. Но едва княжеские длани коснулись одна другой, как слепящий свет погас. Щель исчезла. Порванная ткань пространства стянулась, не оставив следа.
Сплошная кладка, незыблемая и неподатливая, как скальная порода, сомкнулась окончательно. Проход в никуда закрылся. Или выход из ниоткуда.
Князь вытерпот со лба. Бросил через плечо:
— Ну, здравствуй, что ли, Тимофей.
И лишь потом повернулся.
— Здрав буди, княже, — Тимофей едва расслышал собственный голос. Слова с великим трудом протискивались сквозь пересохшие губы.
Глава 7
Тихонько шипели и потрескивали диковинные бездымные факелы. Плясали по стенам тени и огненные блики. Нерешительно переминался с ноги на ногу Бельгутай с обнажённой саблей в руке. Настороженно косилась на горбатого князя степная лошадка. Затих, испустив последний вздох, верный гнедок Тимофея. Пленник, пришедший в себя — и тот оставил тщетные потуги освободиться. А Тимофей всё беззвучно открывал и закрывал рот, не зная, что ещё сказать.
Угрим вышел из ниши. Невысокий от природы и выглядевший ещё более низким из-за горба, переломившего хребет, он едва доставал макушкой до груди Тимофея. Но слабым или немощным князь-волхв не казался: наоборот, от его кряжистой сутулой фигуры веяло особой колдовской мощью — исконной, древней, твёрдой и несокрушимой, как кремень.
Факелы осветили худощавое лицо Угрима — непривлекательное для юных дев, но внушающее уважение и почтение мужам, знающим жизнь и людей. Нос со столь же явственной горбинкой, как нарост на спине. Умные, чуть насмешливые глаза. Чёрные зрачки — будто капельки смоли в молоке белков. Густая борода. Из-под собольей шапки выбивались длинные седеющие волосы. Уж который год седеющие, но не седые. Истинный возраст князя трудно было определить. Прочесть его мысли было невозможно.
Цепкий взгляд горбуна ощупал Тимофея с ног до головы.
— Рад тебя видеть, — произнёс Угрим. Сказано это было таким тоном, будто князь только вчера расстался с Тимофеем.
— А уж как я рад! — с усилием выдавил из себя Тимофей. — Но позволь, княже… где мы?
— В Острожце, — хмыкнул Угрим. — Где же мне ещё быть-то?
— Так это… — Тимофей ещё раз огляделся. Растерянно и непонимающе. — Это… вот…
— Под детинцем мы, Тимофей, под детинцем, — с усмешкой пояснил князь. Но этим лишь сильнее запутал.
— Нет таких подвалов под детинцем, княже, — осторожно заметил Тимофей.
— Есть. Эти подземелья расположены ниже, под подвалами. И прежде знать тебе о них было ни к чему, — Угрим предпочёл пока ограничиться краткими и маловразумительными ответами.
Взгляд князя скользнул по Бельгутаю, по связанному пленнику…
— Я, смотрю, ты не один, — Угрим сменил тему разговора. — Со товарищи…
Замечание не звучало как вопрос, но Тимофей воспринял его именно так.
— Этот, который с саблей, — ханский посол, — объясни он. — Я при нём толмачил. А вот что до второго бесермена, тут мне сказать нечего, княже. Дерётся он знатно. Ловок, как кошка, скользок, как угорь, быстр, как кречет. Вот и всё, что о нём знаю. Он у Феодорлиха умыкнул одну вещицу, прямо из императорского замка вынес и…
— Где? — резко оборвал князь
— Что где? — не сразу понял Тимофей.
— Похищенное где?
— Не знаю, княже. При нём было только это вот…
Тимофей шагнул к своему мёртвому коню, вынул из седельной сумы заплечную котомку пленника.