Княже мой, княже

Они же говорили, что «калсу» повезло – обычно в это время, в конце марта, уже начинался сырой сезон и заканчивался он только к ноябрю. В этот период целыми днями, а то и неделями, с серого неба беспрерывно лил дождь, струи его хлестали по серому камню гор, прибивая тучи пыли к земле, а низины превращались в ожерелья озёр. В ноябре же начиналась сорокоградусная сушь. Затопленные луга пересыхали, превращая озёра, образовавшиеся в сезон дождей, в гнилые болота, источающие зловоние, и огромная долина становилась полем смерти.

В то, что кристально чистые водоёмы могли превратиться в болота, Энзо верилось с трудом. Воздух здесь, особенно в сравнении с воздухом Манахаты, был так свеж, что казалось - оставь кусок мяса лежать на жаре, и он никогда не сгниёт.

Всё время, когда Таскони не интересовался им, Энзо проводил на побережье реки, разглядывая этот непривычно огромный водоём. Высоко наверху Сан-Хоакину питали снега, а живописные берега её от самого устья до края гор восхищали всех, кто прилетал сюда в первый раз. Вдоль реки по обеим сторонам тянулись роскошные дубравы, увитые диким виноградом, перемежаемые смоковницами и другими фруктовыми деревьями. За этой стеной деревьев по обе стороны реки виднелись макушки высоких рощ, словно островки среди лугов, зеленеющие в летнюю пору и вызолоченные солнцем зимой. Чуть дальше от реки местность становилась холмистой. Низины постепенно поднимались среди речек и лесов, словно приготовившись штурмовать вершины гор, и терялись в кущах сосен и дубов, чьи гигантские стволы добирались по горным склонам до района вечных снегов.

Здесь, в долине, аборигенов встретить было нельзя – кроме тех, что «калсу» привезли с собой. Только одинокие гасиенды и небольшие гарнизоны поселенцев, изолированные друг от друга, гнездились глубоко в лесу.

Здесь же, на реке, было решено открывать конгресс. Стоя на носу маленького кораблика, приготовленного для Таскони, Энзо не мог оторвать взгляда от гигантского водопада в сотню метров высотой, вздымавшегося над ними выше по течению реки. Четыре дня шли приготовления к встрече послов, и большую часть этого времени Энзо не был нужен своему спутнику. И все это время он проводил здесь.

Могучий водный поток разрезал по середине маленький остров. С одной стороны он оставался ровным и был чуть выше, чем с другой. Вторая же половина утёса изгибалась подковой, и густое облако водяных брызг поднималось над ним, заслоняя обзор.

Ощущение мощи водного массива, несущегося вниз, потрясало Энзо так, что сердце замирало в груди, а разбивающиеся о гладь реки водные струи грохотали так, что собственный голос он слышал с трудом.

Верх водяной стены казался неподвижным. Его гладкая поверхность напоминала тёмно-зелёное бутылочное стекло. А ниже вода кипела и бесновалась, образуя гигантские водовороты.

Над этим диким апофеозом клокочущих и грозно ревущих струй поднимался на сотню метров вверх белый столб водяной пыли, закрывавший всю середину подковы.

Внизу, там, где сгрудились кораблики гостей, водопад выточил в каменном лоне реки глубокий желоб – упавшие глыбы грудились там одна на другой. Иногда Энзо представлял, как, вращаясь, они падают вниз, несомые потоками воды, год за годом вгрызаются в каменное дно.

В солнечную погоду неровная, чуть волнистая и как будто бы взлохмаченная стена вспененной воды разбивалась о громоздящиеся внизу огромные куски упавших каменных глыб.

А с двух сторон белопенное голубоватое водяное зеркало оттенялось сочной зеленью берегов.

Таких корабликов на реке в этот вечер, когда закатное солнце уже касалось гор, было около десятка. Тот, на котором оказался Энзо, назывался «Леди Туманов».

- Почему так? – спросил Энзо, когда они только поднимались на борт.

Таскони пожал плечами и ответил, только когда кораблик уже отчалил и добрался до середины реки.

- Аборигены рассказывают, что раньше, когда калсу ещё не появились здесь, каждый год самую красивую девушку приносили в жертву богу реки, жившему в пучине вод. Её одевали в лучшие одежды, причёсывали и заплетали косы, завивая их на концах, а сверху надевали венок. Затем сажали в пирогу без вёсел и отталкивали от берега там, выше по течению реки, - Таскони указал на вершины гор, где буйствовал водопад. - И Дева Тумана улыбалась и пела, плывя к водопаду – ведь ей выпало великое счастье встретиться с всемогущим божеством.

Энзо поёжился, и губы его расколола улыбка.

- Облик этой разъяренной реки настолько грозен, а водная стихия так пугает тех, кто нуждается в ней, так безгранична и сурова её бешеная сила, что воображение путешественника прямо-таки требует роковых и жутких историй, связанных с прошлым этого водопада, - сказал он.

Таскони тогда не ответил ничего. А сейчас, стоя на носу катера и глядя на водяные вихри, Энзо и сам чувствовал себя «девой туманов», избранной и разукрашенной силами десятков людей, только чтобы столкнуть её в водопад. Он почти что чувствовал, как водяные вихри кружатся вокруг него, утягивая на дно.