Княжеская ворожея

Харина повернула голову в сторону Татьяны, и сама Мелена посмотрела на бывшую подругу. Она что-то бурно обсуждала с Ярославом. Насупивши соболиные брови, сверкая карими глазами и тряся руками. Она выглядела злой и, что удивило, напуганной. Неужели боится ту, кого в подруги брала? А сам князь спокойный, даже довольный. Мелена тут же отвернулась. Не понять ей их. Только покажется, что поняла, разгадала человека, как он вот, покажет иную сторону. А она так непохожа на первую, что мысли возникают, а один ли это человек?

Они танцевали дальше, сужали круг и расходились, прыгали то влево, то вправо. Подолы юбок колыхались в такт движениям девиц. Харине, как и самой Мелене лучше не стало.

Музыка затихла, а за ней танец. И на мгновение воцарилась тишина, а в следующее послышались шепотки. Слов Мелена не могла разобрать, но почувствовала всеобщее замешательство. Вдруг двери открылись, впуская Данияра. Гости начали расступаться, а Мелена нахмурилась. Когда тот только успел выйти? Но этот вопрос сразу же исчез, как только за широкой спиной княжича она увидела девушку.

Увиденное до глубины души поразило Мелену, даже сердце забилось быстрее. Все удивились, кто вдыхал, кто ахал, а кто так же молча обомлел.

Чудо-птица в белой рубахе. На шее виднелись алые, как свежие капли крови, бусы. Мелене казалось, что это были не бусины, а сухие ягоды. Лицо формой миндаля, прямой нос, светлые брови, глаза бледные ледышки, волосы цвета осенней листвы, блестящей под солнечным светом золотом. На бледной коже виднелись рыжие веснушки, белые ресницы трепетали. А за спиной большие крылья, как у ястреба песочно-золотистые, красиво переливались. Вместо ног птичьи лапы с коричневатой кожей и острыми когтями.

Взгляд растерянный, испуганный, бегал от одного лица к другому. И встретился с Мелениным. Они глядели друг на друга. Чудо-птица словно с мольбой всматривалась не в лицо, а в душу ведьме. Да, она почувствовала, что Мелена не простая смертная. Не дарованная с рождения, но с приобретённой силой и знанием.

— Чтоб никто не говорил, что я брат нашего любимого князя с пустыми руками на праздник пришёл. Чудо-птица не просто диво-дивное, но поёт свирелью, да в разы лучше. — произнёс Данияр, довольно улыбаясь. — Я хотел, чтоб она спела на свадьбе моего старшего брата, но дела вынуждают покинуть Устин раньше. Но не показать вам я этого не мог.

И выглядел он, не как воин, не как тот, кто угрожал простой девке, а как самый настоящий купец на базаре. Самодовольный, скользкий и лукавый. Он наклонился к чудо-птице и что-то зашептал. Потом выпрямился и отошёл в сторону. Чудо-птица подняла лицо, открыла рот и тихо запела:

'Звезда моя, звёздочка

Восточная, полуночная.

Высоко звезда восходила:

Выше леса, выше тёмного,

Выше садика зелёного.

В зелёном саду

Стоит тёмная темница…'

Чудо-птица пела нежно и сладко, но в груди у Мелены всё равно поднялась тяжесть. Сердце сжималось и полоумной птицей рухнуло вниз. От чего-то внутри все органы словно туго перевязали. И странная, незнакомая боль пронзала тело, сердце и разум. Мелена, как никогда прежде сочувствовала этому хрупкому на вид существу. И сама не понимала, в чем было дело. В невесёлых словах песни, в печальном голоске или в жалобном виде.

Такое необычное создание было создано для иного — понимала Мелена. Не для потехи господ, а чтоб быть подле богов. Бороздить небесные просторы, быть единым с ветром Стрибога. Мелена с трудом оторвалась от неё и рассматривала гостей. Все заворожённо глядели на чудо-птицу. И это казалось ей неправильным. Столько восхищение заточению от природы свободного существа. И, казалось, никого это не волновало. А она продолжала петь:

'Кандалам своим побрякивала,

С кандалами разговаривала:

Ты, талан ли, злочесть горькая!

На что матушка-судьба родила?

Зачем пустила на вольный свет?

На радость ей пытать меня,

На радость ей сгубить меня…'

11. Божья птица

Мелена стояла, как заплутавшая в тумане или заплывшая в тёмную воду. Она видела людей рядом и чудо-птицу, что перестала петь какое-то время назад, но одновременно всё казалось далёким. И Данияр, лукаво улыбающийся, и Ярослав, радушно отвечающий, и перепуганная Татьяна, и столы с различными яствами, и музыканты, и всё остальное меркло.

Она резко задышала чаще, рвано и неглубоко. Взгляд бегал от одного лица к другому, от одних платьев к другим, касался рук, волос, обуви и пола, стен и всего остального. Мелена чувствовала, как на грудь словно кто-то очень тяжёлый сел, и воздуха, казалось, стало очень мало. Ещё чуть-чуть и слезы полились бы из глаз. Она обхватила себя руками, будто так могла прогнать наваждение, а потом поглядела на чудо-птицу. Та смотрела, не мигая, на Мелену. И она догадалась. Это не её собственные чувства, а пленницы. И то не всё, и не в полной мере.