Княжья доля

Он замялся, не зная, что еще сказать, но в этот момент Славка захохотал во все горло, облегченно чувствуя, что не надо ничего говорить, объясняться с этим замечательным парнем, которого судьба запихнула в княжескую шкуру, но все равно оставила при нем доброе сердце и отходчивый нрав. Он смеялся, почти физически чувствуя, как спадает нервное напряжение, как потихоньку сползает окутывающая его тугая пелена озлобленности, а вместе с ним веселился и Константин. От их дружного хохота лошади слегка всхрапнули, прислушиваясь, недоуменно переглянулись и, очевидно, решив, что это новый вид окрика и ни к чему дожидаться кнута, разом тронулись с места. В результате Славка, никак не ожидавший такого коварства со стороны бессловесных тварей, резко подался вперед, упал на Константина и невольно выбил у того из рук фляжку, остатки содержимого которой не замедлили вылиться Константину на рубаху. Хохот тут же перерос в истерический, и лишь спустя несколько минут, уже немного успокоившись, Славка взял из рук князя баклажку и, дурачась, взболтнул ее, прислушиваясь к бульканью.

— А тут осталось еще. Где-то со стакан будет, — со знанием дела заметил он и вновь протянул баклагу Константину: — Давай на мировую, что проехали, то и забыли.

Константин, улыбнувшись, сделал пару небольших глотков и вернул тару назад. Славка поднес уже баклажку ко рту, но потом, что-то вспомнив, лукаво улыбаясь, склонил перед ним голову, торжественным голосом произнеся:

— Благодарствую, княже, что не дал слуге своему помереть от жажды. — И, жестом остановив Константина, порывающегося что-то пояснить, широко улыбнулся. — Все правильно, княже, — особо подчеркнул он последнее слово и приложился наконец к посудине. Выпив все, что там осталось, он вернул ее Константину и повторил еще раз: — Все правильно. А я дурак. — И, уже перебираясь к вожжам и устраиваясь поудобнее на месте возницы, добавил: — В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Коль такие времена, то нечего и дергаться из-за разной ерунды.

— Я рад, что ты понял, Слава, — продолжая улыбаться, откликнулся Константин и через несколько секунд то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес: — И что не обиделся.

— На обиженных воду возят, — ухмыльнулся Вячеслав и поинтересовался: — А чего ты за мной пешком ломанулся? Тем более с больной ногой. Ты же в возке сидел. Развернул бы лошадей и догнал бы сразу. Болит, поди, нога-то?

— Болит, — откликнулся Константин. — А насчет лошадей я чего-то и не подумал, — тут же, после недолгого размышления, он заметил: — Да и хорошо, наверное, что не подумал. Пешком-то я тебя хоть и не настиг, зато вернул. А сидя в возке, наоборот, догнать бы догнал, а вот воротить...

— Ишь ты, — крутанул головой Вячеслав. — Да ты психолог, — и после секундной паузы добавил: — Княже.

— Все-таки ты еще злишься, — грустно произнес Константин.

— Дурак ты, — вновь повернулся к нему Вячеслав. — Хоть и князь. Это я навык вырабатываю. Тренируюсь. Я ведь сказал, что ты прав во всем. А я балда.

— Стало быть, мы одного поля ягоды, — задумчиво подытожил Костя.

— Точно. Поэтому нам обязательно надо держаться вместе, — согласился с ним Славка. — Вдвоем-то мы любого умного обуем... княже. Извини, все время забываю еще про эту приставку. Но ничего, раз надо, значит, освоим. О, смотри, уже и костерок развели и варят что-то, сейчас и подкрепимся.

Вдали и впрямь уже завиднелась небольшая, но уютная полянка, на одном конце которой паслись стреноженные кони, а ближе к дальним деревьям, хоронясь в теньке, лежали двое дружинников. Епифан, прислонившись к стволу могучего дуба, что-то негромко с укоризной басил, обращаясь к Доброгневе, вовсю хлопотавшей у костра. Та его, судя по всему, не очень-то и слушала, то деловито помешивая в котле, висевшем над костром, огромной деревянной ложкой, то что-то говоря Марфушке.

Ласково и неторопливо, как и подобает детям солидных родителей, шелестели от ветерка крепенькие зеленые листочки могучих дубов, молчаливо окружавших полянку надежной безмолвной стражей. Близ них не рос даже кустарник, понимая, очевидно, всю нелепость такого соседства корявых заморышей с десятком великанов, бывших настороже и держащих свои суховатые ветви наготове, подобно мечам и копьям. Странно, но мысли у Константина с Вячеславом и здесь совпали, поскольку капитан тут же уважительно отметил, оглядев лесных богатырей:

— Ишь как застыли. В полной боевой готовности.

Однако едва Константин лег на войлок, который для него мигом расстелили близ разложенной на густой траве белой полотняной скатерти, и не успел он еще даже переодеться в новый наряд, заботливо извлеченный Епифаном откуда-то из самой глубины возка, как лесную идиллию прервали истошный крик и детский визг.

Константин завертел головой, пытаясь понять, откуда все это доносится, но вглядывался он в одну сторону, а его тезка, держащий за ухо грязного оборванного мальчишку лет тринадцати, появился с другой, аккурат из-за возка, на котором они только что подъехали с Вячеславом.