Княжич

– Это и хорошо, не надо будет их переучивать, – отвечал я, рассматривая своих приунывших и притихших будущих панцирников.

Набором я был доволен – три с лишним сотни парней и бобылей постарше возрастом, и все они не понаслышке знакомы с охотой. Если уж в свое время наши цари сподобились научить маршировать на плац-парадах и воевать пахарей, не имеющих никакого охотничьего опыта и ничего не видевших кроме сохи, то мне справиться с воинской подготовкой этих лесовиков сам Господь Бог велел!

Встал я позже обычного, в последние несколько суток я всласть отсыпался после участия в беспокойной призывной облаве. На моем подворье уже было довольно светло. В конюшне стучал молоток – там, видать, подковывали лошадь, а из хлева предсмертно хрипел подыхающий поросенок, пошедший на убой. В будке утробно лаяла собака, взволнованная происходящим. Стройка тоже застыла. Попадающийся на глаза народ выглядел подозрительно – одет не по-повседневному нарядно, и чувствовалось, что люди настроены на какой-то торжественный лад. После беглого расспроса мои подозрения в полной мере оправдались: сегодня 14 октября, оказывается, у нас большой праздник – Покрова Пресвятой Богородицы.

В народной традиции в этот день отмечалась встреча осени с зимой. Само название праздника народная этимология связывает с первым снегом, который «покрывал» землю, указывая на близость зимних холодов.

Не успел я еще толком позавтракать, как прискакал поддатый гонец от Изяслава Мстиславича. Князь приглашал меня пожаловать к нему на пир в честь праздника.

Волей-неволей пришлось ехать! Кони сопровождающих меня верхом дружинников своими копытами то перестукивали по деревянным мостовым, то чавкали по снежной слякоти. С хмурых, низко висящих свинцовых туч на землю падал снег вперемешку с дождем. Несмотря на это, на улицах города с самого раннего утра было непривычно многолюдно. Сегодня по всем городским скотным дворам хозяева забивали свою скотину – с началом морозов убоину можно длительное время и безопасно хранить не только в ледниках, но и в простых амбарах и сараях. Буксующие в снежном месиве телеги создавали на улицах заторы, усиливая общегородскую сутолоку.

Переправившись по мосту в Старый город, двигаясь по набережной, миновав запруженный народом торг, наша кавалькада оказалась прямо перед княжеским детинцем. Караульные заметили нас еще издали. Медленно открываясь, заскрипели створки ворот. Дежурившие у ворот дружинники при моем появлении, лениво позевывая, нехотя кивнули головами, одновременно при этом здороваясь.

На княжьем подворье, как обычно, царил образцово-показательный беспорядок, по странному стечению обстоятельств только усилившийся с моим отъездом. По истоптанной, пожухлой траве, покрытой грязью вперемешку со снегом, бродили неприкаянные овцы с козами. Здесь же неподалеку, прямо на разведенных на земле кострах запекались огромные части тушей кабанов, оленей, лосей и, возможно, каких-то еще других обитателей леса. Дружинники со своих рейдов привозили не только призывников, но еще и лесную живность. У амбаров с груженых телег пара челядинов стаскивали мешки с зерном. Один дружинник точил весь покоцанный в зазубринах меч о точильный камень.

– Нежка, – обратился я к нему, вспомнив его имя. – Чего мучаешься? Приходи ко мне на подворье, там тебе на точильном круге быстро меч заточат!

– Благодарствую, Владимир Изяславич! Зайду непременно! – при этих словах он вложил меч в ножны. – А то вишь как получилось, на охоте малеко побаловались, вот меч и подзатупился!

– Отца моего видел?

– В гриднице князь! Со вчерашнего вечера с другими своя пирует!

Десятник Твердила, плохо от выпитого держась на ногах, шатающейся походкой направился к сеновалу. Там, под навесом, зарывшись с головой в сене, спали какие-то люди.

Из распахнутых настежь окон дружинной избы пахло чем-то сивушным вперемешку с свежезажаренным мясом. Оттуда же доносились невнятные вопли, бабский заливистый визг, матерные крики, при этом при всем сильно разбавленные громким пьяным пением. Младшая дружина – рядовые гридни, детские и отроки – уже вовсю гуляли и веселились, как могли!

Княжеский терем в разгуле не сильно отставал от дружинной избы. В сенях на лавках валялись и храпели сомлевшие за ночь гридни с боярами. В самой гриднице стоял тот еще духан! Дружина пребывала в разной степени опьянения – некоторые стояли на ногах и что-то громко обсуждали при этом, размахивая руками, – наверное, вспоминают прошедшую охоту. Другие сидели за столом и оживленно обсуждали какие-то важные животрепещущие вопросы. Третьи тоже сидели за столом, но помалкивали, пьяно подперев голову руками. Четвертая категория присутствующих просто и незатейливо валялась на полу, рядом с костями и прочими объедками, разбросанными повсюду.

– Сын явился!!!

Князь в изрядно засаленном и испачканном кафтане встретил меня с широко раскинутыми руками. Пришлось идти к нему обниматься и целоваться, при этом строя умилительную рожу и заодно старательно подавляя в себе чувство брезгливости.