Княжич Юра III

Надо ведь полностью на ней сосредоточиться. С-кон-цен-три-ро-вать-ся… Не только взгляд на неё направить, но и мысли, и всё внимание… А тут не говоря о мыслях, даже тупо взгляд удержать на одной точке проблематично дольше минуты — он всё время расфокусироваться пытается либо съехать-соскользнуть куда-нибудь, куда угодно…

Сложная штука. И это, ещё не упоминая о том, что ноги затекают в не самой естественной и привычной позе.

Благо, для меня это упражнение новым не являлось. В мире писателя, я чем только не увлекался. В том числе и таким вот… насилием над собственной природой.

Но это я — почти сорокалетний мужик, с соответствующими усидчивостью, опытом и самообладанием, а вот остальные… Дети — что с них возьмёшь. Тяжело им было. И это ещё притом, что они учатся уже два месяца, и такие занятия им явно не в новинку. Всё равно — тяжко.

Хотя, это я мог оценить лишь по редким звучным хлопкам линейки… по уху нерадивого, отвлёкшегося и начавшего ерзать ученика. Да-да, именно линейки и именно по уху. Преподаватель медитации совершенно не стеснялся использовать прямое физическое наставление на своих учениках. И линейка у него была замечательная: деревянная, семидесятисантиметровая, широкая, гибкая — одно удовольствие такой прелестью по ушам съездить! Я даже позавидовал ему немного: иногда, в своей профессиональной деятельности, на своих уроках, мне и самому прям жутко руки чесались нечто подобное с особенно… весёлыми учениками проделать. Но, в отличие от Эдуарда Петровича, носившего на воротнике значок Одарённого Разума в Ранге Вой, у меня, в мире писателя подобных полномочий в школе не имелось. Нельзя мне там было рукоприкладством (а так же ногоприкладством, линейкоприкладством, стулоприкладством, партаприкладством и прочим, прочим, прочим подобным) на уроках заниматься.

А вот ему — можно. И я, наверное, даже возбухать не буду, вспоминая о наших с Директором договорённостях по поводу физических наказаний, так как это, даже и не наказание ещё, а просто — часть процесса обучения. Неотъемлемая, неотделимая от медитации. Кто занимался ей серьёзно, тот знает.

Справедливости ради надо сказать, что мои уши с его линейкой так и не встретились — в отличие от того же Макса. Я просто не дал Эдуарду Петровичу повода: работал старательно, сознательно и усердно, так как в полной мере понимал назначение и пользу данного упражнения. А Макс… да ему просто без движения минуту просидеть — уже пытка! А на кружок-точку надо было целых полчаса пялиться!

А потом ещё столько же, с завязанными глазами на звук медитировать (принцип тот же — сосредоточение внимания, только вместо листа с точкой, был большой металлический таз-не-таз, котёл-не-котёл, из которого помощник преподавателя извлекал длинные, протяжные, глубокие звуки, чем-то на те, что гонг издаёт, похожие, только мягче и не такие громкие).

Потом ещё столько же на свечу… А дальше и вовсе изуверство: статическая тренировка, совмещённая с медитацией.

То есть, ученик ставится в классическую «стойку всадника», ту самую, что во всех фильмах про боевые искусства и обучение им показывается. Причём, ставится чётко, с чашками воды на бёдра, на макушку и на локти вытянутых вперёд рук. А напротив него экран с бегущими арифметическими примерами, которые надо решать в уме, а ответы чётко проговаривать. Компьютер, подключенный к экрану, ответы считывает, обрабатывает и выдаёт результат: верно или не верно. Если верно — ты молодец. Если нет… бдительная и неутомимая линийка Эдуарда Петровича поздоровается с твоим ухом…

А примеры, хоть и несложные, но ползут по экрану быстрей, быстрей и быстрей…

Суровая штука! Понимаю теперь, почему у всех ребят из группы были такие похоронные лица перед началом занятия с Эдуардом Петровичем, совершенно не стыкующиеся с настолько лёгким и приятным словом, как «Медитация».

Все настолько были погружены в свои ожидания предстоящих двух часов мучений, что даже знакомиться особо не лезли. То есть, ни наездов, как в первый день в казарме, ни насмешек. Вялый такой интерес: новенький? Ну, новенький и новенький, хрен с тобой, проходи, садись на свободное место.

Кстати, примерно такое же отношение было и у преподавателя.

Занятие происходило не в классическом классе с партами, а в помещении, больше напоминающем какое-нибудь додзё. То есть: тёплый мягкий, но не слишком, пол, высокие потолки, голые стены, большие окна, высоко поднятые над полом. Ну и те самые мониторы, «котёл» и ещё куча всяких малопонятных приспособ, о назначении которых я мог только догадываться.

Но, не знаю, как другим, а мне — понравилось. Мощное занятие. Крайне полезное. И, что самое важное — самому себе такое хрен устроишь! Точнее, теоретически, конечно, устроить можно, но для этого надо такой Волей обладать надо, что ей одной горы двигать можно… не напрягаясь. Я такой, к сожалению, или к счастью, не обладаю. Поэтому, Эдуарду Петровичу был искренне благодарен.