– Да это, никак, сам князюшка наш! – произнес удивленно чей-то голос со двора. – А я всё гляжу: то ли он, то ли не он в окошке… Ну значится, здравствовать тебе многая лета, княже!
Кирилл обернулся к говорившему, кивнул:
– И тебе, человече добрый.
– Мы тут по дороге домой надумали в обитель завернуть, а братия сказывают, что ты, князюшко, такоже на днях в Гуров намерился! – шумно и радостно продолжал румяный толстяк в просторных портах и распахнутой свите. – Вот милость-то какая к нам грядет! Ты уж прости, что дождаться тебя не смогу – наши-то все уж в путь собираются, – а не то бы вместе и отправились.
Руки его широко раскинулись, выражая великое изумление:
– Да ты всё не узнаёшь меня, что ли? Афанасий я, Афанасий! Двор мой от княжьего через старое торжище седьмым будет. Ну? Вспомнил?
Напористое, но дружелюбное простодушие немного смутило Кирилла:
– Уж ты прости, Афанасий…
– Не помнишь… А я вот помню хорошо, как ты с братцем своим, когда совсем мальцами еще были, любили в сад ко мне за яблоками… Ох, не обессудь, княже: сам себя заговорил и чуть было не забыл на радостях-то. Ты вот какую милость окажи: отпиши-ка весточку невеликую либо ко старосте ближайшего к вам посада, либо ко ключнику вашему, которого все дядюшкой Титом кличут – я уж передам, – что да как приготовить до прибытия твоего. Загодя-то оно вон как ладно будет, а мы уж все расстараемся на славу…
– Опять прости: видишь? – Кирилл поднял с колен и опять стесненно убрал руку в лопуховой обмотке. – Давеча пальцы сильно повредил, на мечах упражняясь. Лекаря вот дожидаюсь. Ты на словах передай, что нужным сочтешь.
Шумный и жизнерадостный Афанасий внезапно сильно опечалился. Кириллу мельком показалось, что даже растерялся.
– Ох… Да как же это… Что: ижно и строчки одной-единой не сможешь?
– Ну, левою рукою смогу, пожалуй. Оно, правда, дольше выйдет да корявее.
– Левою… Да нет, так не подойдет. Никак не подойдет…
Остатки веселости и добродушия исчезли с румяного лица, заменились беспокойным отчуждением:
– Ладно. Что уж тут поделаешь. Тогда… Тогда это… прощевай, княже, – пора мне.
Скованно поклонившись, Афанасий заспешил прочь.
– Немедля за ним, – прозвучал из-за полуприкрытой двери негромкий голос брата Иова. – Тенью!
Тут же прошуршали, удаляясь, торопливые шаги.
– Ты что – так там и стоял все это время? – поразился Кирилл.
– Да. Теперь можно, отец Никита, – входи.
Лекарь с ловкой осторожностью освободил пальцы от зеленых увядших лохмотьев, сокрушенно покачал головой и зазвенел стеклом в принесенном с собою ларчике.
Кирилл покривился. Отец Никита приостановил пеленание кисти:
– Беспокоит, княже?
– Нет. Мазь воняет.
Инок с одобрением кивнул:
– Воин должен любую рану царапиной именовать.
– Ага. Даже если с поля брани голову под мышкой несет.
– Добрый воин – да.
– Знаешь, брат Иов: вот хоть убей, но никак не могу вспомнить этого Афанасия.
– И не старайся – не сможешь. Лучше попробуй догадаться, что ему от тебя нужно было.
– Чего тут догадываться – грамотка с моей рукою. Да только зачем?
– Узнаю – тут же извещу.
– А как ты-то сразу понял?
– Сразу? Я не Белый Ворон, не Яр и не отец Власий. Подошел к двери – разговор услышал. Решил не мешать. Вот и всё.
– Стыдно признаться, но ведь я написал бы, ничуть не усомнившись. Если бы ничего… э-э-э… всего этого не случилось.
– На то и рассчитывали.
– Получается, не повезло бедному Афанасию?
– Думаю, не только ему одному. Готово, отец Никита? Тогда мы пойдем.
Снаружи маялся в ожидании угрюмый Залата. Увидев выходящего Кирилла, он прямо-таки вскинулся:
– Ну как? Пальцы-то как, княже?
– Что с тобою, мастер-наставник? – удивился Кирилл. – Ерунда-ерундою, а на тебе просто лица нет.
– Да вот не ерунда… – десятник тяжело вздохнул. – Нешто не приметил я, как отцы на меня тогда глядели. А теперь еще и это… Что ни делаю – всё наперекосяк выходит, княже. Эх, зря выжил я в той сече.
– Зря или нет – не тебе судить, – отозвался брат Иов. – Твое дело, воин, стоять там, где назначено. И голову лишним не отягощать.
Залата прочистил горло, но в ответ только угукнул и опять вздохнул. Кирилл толкнул его локтем; приложив ладонь ко рту, сказал громким фальшивым шепотом:
– Ты, мастер-наставник, за горестями своими не забудь и брата Иова пожалеть заодно.
– За что? – не понял десятник.
– За то… – он грозно свел брови и довольно похоже рявкнул раскатистым баритоном отца Варнавы: «А ты куда смотрел, брат Иов?» Да посохом его, сердешного, посохом.
– Правда, что ль? – растерянно спросил Залата. – Воители-Хранители…
– Чистая правда, – невозмутимо подтвердил инок. – Посохом меня, посохом. Сердешного.
– Я как-то и не подумал о том. Вот беда-то… Так что ж теперь делать?
– Можно попробовать посох выкрасть, – предложил Кирилл. – А еще можно…
Внизу из-за поворота показались Видана с Ратибором. Не договорив, он спрятал поврежденную руку за спину, обрадованно устремился им навстречу.
– Далеко не отходи, княже, – окликнул его Иов. – Нам к отцу Варнаве поторопиться следует.
Кирилл закивал, не оборачиваясь и ускоряя шаг.