Княжна

– Ты, Нина, просто великолепна сегодня, – улыбнулась княгиня. – Что же до королевских симпатий, – она повернулась к тесно стоящим Вареньке и Марии, – совершенно невозможно знать заранее, на кого он обратит внимание. Иногда это первая красавица, а иногда совершенная дурнушка, у которой не было ни единого поклонника. Говорят, – она усмехнулась, – что он, случается, удостаивает своей благосклонностью какую-нибудь простолюдинку или даже холопку, пахнущую молоком и навозом.

Она хотела ещё что-то сказать, но их уютный дамский кружок был нарушен вступлением кавалера. Причём, какого кавалера – пан Тыклинский, которого не видели с самого отъезда от Олизаров, любезно целовал ручки и рассыпал комплименты.

К Марии он обратился к последней, хотя осмотрел её всю сразу, как подошёл.

– Пани Марию можно поздравить со вступлением в брак?

Он впился глазами в её лицо, ожидая ответа.

– Можно, – спокойно сказала Мария.

– Но я слышал, – нетерпеливо продолжил пан, – что пани Марии пришлось сделать это против своей воли?

– Вы так слышали? – она сохраняла невозмутимость.

– О да! Говорят, вы даже потеряли сознание во время венчанья. Конечно, супруг, к которому нет склонности, становится причиной огорчений, и это может потушить блеск красоты самой прелестной дамы, он снова окинул её взглядом, – но если дама доверится преданному и обожающему её сердцу, её красота может засиять ещё ярче…

Тыклинский удивлённо оглянулся вокруг себя. Все, кроме Марии, смеялись, стараясь удержаться от громких звуков и закрываясь веерами.

– Ах, пан Тадеуш, – сказала Мария с грустью и странно блестящими глазами, – ваше средство не поможет. Если красота увяла, то её уж не вернёшь.

Она отвернулась, и растерянный пан увидел её дрожащие плечи.

За столом Мария сидела между двумя толстыми поляками, всё внимание которых было занято многочисленными бутылками. Вареньке достались такие же соседи, только ещё толще.

Зато Нину посадили рядом с королём, который то и дело оборачивался к ней, и в разговоре наклонялся к ней так, что касался её волос то щекой, то губами. Нина улыбалась.

Варенька, встречаясь взглядом с Марией, делала многозначительные глаза в сторону Нины, потом еле заметно показывала подбородком на русских министров и смешливо надувала щёки. Головнина и Шафирова посадили с развесёлыми полячками. Те вовсю щебетали и делали умильные гримаски, то вкладывали свои нежные ручки в руки русских, то шаловливо грозили пальчиками. Господа министры вели себя столь же различно, сколь сильно различались по характеру и сложению.

Толстый, всегда любезный с дамами Шафиров сейчас источал любезность изо всех пор своей румяной лоснящейся физиономии. Он не отворачивался от своей дамы ни на минуту, то и дело подносил к губам её пальчики, казалось, готов был съесть её саму. Хотя и подаваемые блюда не обделял вниманием – ни одного не пропускал.

Головнин же, тощий, с пергаментным в продольных складках лицом, отвечал на любезности своей дамы механической улыбкой паяца, отчего его лицо становилось похожим на сложенный веер. Дама его несколько пугалась такой улыбки, на минуту замирала, а потом, будто проглотив что-то, принималась любезничать с новой силой. Яства, соблазнительные, источающие невозможный аромат, русский канцлер серьёзно обследовал и передавал лакею нетронутыми.

Вот этими наблюдениями да переглядываниями Мария и Варенька и занимались всё время застолья.

Исчезновение обеих царственных особ первой заметила, конечно, Варенька. Заметила и Марии глазами показала. Нины тоже не было, не было и соседки Петра. Варенька силилась передать ещё что-то глазами и всем лицом – ничего у неё не выходило. Мария поймала взгляд княгини Долгорукой, спросила одними губами:

– Уйти можно?

Марья Васильевна посмотрела кругом, покачала головой отрицательно, показала кончик пальца – ещё чуть-чуть.

Вскоре ярые поклонники Бахуса принялись в одном конце стола кричать, в другом запели. Один из соседей Марии уронил голову на стол. Княгиня кивнула – можно – и первая встала, почти одновременно с ней поднялись обе фрейлины, вслед за ними потянулись те немногие из гостей, кого не привлекали богатые винные запасы.

К княгине и фрейлинам подошёл князь Долгорукий с повисшим на его руке королевским сыном. Юноша был изрядно пьян, но отдохнуть упорно отказывался и отправился вместе со всеми гулять в парк. Так и висел всю прогулку между Долгоруким и Макаровым. А когда компания уже вернулась к замку, и все прощались, готовясь разойтись по своим покоям, он вдруг выпрямился, поворотился к Вареньке и внятно сказал по-французски:

– Сударыня, позвольте предложить вам руку.

Варенька растерялась, а насмешник Долгорукий тихонько добавил:

– и сердце, – чем вызвал ещё большее её смущение и общий смех.

Спать Варенька и Мария заранее решили вместе – так спокойнее в этом неспокойном окружении. Хотя – пока ничего не случилось, так, может, и зря они загодя напугались.

С удовольствием вытянулись на широкой кровати – прошлую ночь спали плохо, какой сон в дороге. Но тут же подскочили от осторожного стука в дверь.