Княжна

Е. П. Леткова-Султанова Княжна

У Ольги Дмитріевны разорвалась цпь на велосипед и ей пришлось возвращаться домой пшкомъ. До усадьбы, гд жила Ольга Дмитріевна, было верстъ десять и это сначала смутило ее. Но она оглянулась кругомъ и даже обрадовалась, что можетъ свободно любоваться красотой вечера, не прикованная вниманіемъ къ дорог, какъ того требуетъ велосипедъ.

Ольга Дмитріевна пріхала въ деревню къ своимъ старымъ друзьямъ, чтобы поработать «съ натуры»; профессоръ художникъ веллъ ей добиваться прозрачности тней и выработки plein air'а, и она цлыми днями писала этюды, а вечеромъ отдыхала отъ работы. Лучшимъ отдыхомъ для нея былъ велосипедъ, вдали отъ всхъ житейскихъ невзгодъ и разговоровъ, между небомъ и землей, одинокой и свободной.

И теперь, когда она оглянулась кругомъ, у нея прошелъ всякій страхъ и уплыли куда-то вс безпокойства. Она была одна среди громаднаго луга съ его зелеными переливами, подъ громаднымъ небомъ съ перламутровыми волнами. Солнце уже зашло, но и небо и земля были еще облиты его розовыми лучами, и розовый воздухъ весь трепеталъ въ своей прозрачности; жаворонки торжествующе-радостно звенли и заливались гд-то въ вышин; пахло сохнущимъ сномъ, дышалось легко и привольно. И кругомъ — ни души.

Ольга Дмитріевна теперь была довольна, что ей пришлось сойдти съ велосипеда. Она смотрла по сторонамъ, стараясь запечатлть въ голов вс свтовые эффекты и унести ихъ съ собою въ памяти, чтобы завтра перенести на полотно. Она шла тихо, ведя велосипедъ, и вся была поглощена красотой этого дивнаго вечера. Вдругъ вдали изъ-за пригорка мелькнуло красное пятнышко; мелькнуло и скрылось. Ольга Дмитріевна не успла разсмотрть, что это было; черезъ нсколько минутъ она опять увидала: дв двочки въ и красныхъ юбкахъ и красныхъ кофточкахъ выскочили на пригорокъ и остановились. И ихъ красныя платья на сроватой зелени скошеннаго луга, въ розовой дымк вечерней зари, оживили всю картину.

— Что бы ни говорилъ мой профессоръ, а нтъ полной красоты безъ человка, — подумала она и остановилась. Двочки были теперь шагахъ въ двадцати отъ нея и ей захотлось подойдти къ нимъ. Она свернула съ дороги и пошла лугомъ. Двочки стояли и смотрли на нее. Одна была лтъ десяти, тоненькая, очень блдная, съ длинными черными глазами и необыкновенно правильными чертами; другая — маленькая, пузатенькая, блокурая, лтъ пяти. Об были босыя и въ большихъ ситцевыхъ платкахъ на головахъ. Он спокойно ждали приближенія Ольги Дмитріевны. И она пожалла, что сейчасъ, сію минуту не могла написать ихъ: такъ подходили он со своей милой красотой къ этому розовому ясному вечеру.

— Вы что же тутъ длаете? — спросила Ольга Дмитріевна.

— Мы-то? — бойко переспросила младшая.

— Да… Откуда вы?

— Изъ Безсонова…

Ольга Дмитріевна знала, что Безсоново за той усадьбой, гд она гостила, т. е. верстахъ въ десяти отсюда.

— А зачмъ вы здсь?

— Покосъ снимаемъ, — серьезно объяснила старшая.

Ольга Дмитріевна такъ много слышала все это время о томъ, что у сосднихъ крестьянъ совершенно нтъ покоса, и они арендуютъ луга вдали отъ деревень и узжаютъ изъ дому цлыми семьями, что для нея уже была понятна фраза двочки. За пригоркомъ, въ овраг, стояли дв распряженныя телги и ходили лошади.

— А гд же старшіе? Гд отецъ? Гд мать? — спросила Ольга Дмитріевна.

— Тама, — показала старшая двочка рукой куда-то за оврагъ. — Копнить торопятся… Ужинать пора…

Младшая подошла близко къ велосипеду и трогала его пальцемъ. Ольга Дмитріевна ласково спросила ее:

— Какъ тебя зовутъ?

— Домаска…

— Какъ?

— Домна, — степенно отвтила старшая, — Домашка.

— А тебя какъ?

— Меня-то? Меня княжной звать.

— Княжной?!.. Вы что-же — сестры?

— Нне… Мы казенныя… Шпитаты… Домашка живетъ у Парамонихи, а я у Картошкиныхъ… Василія Картошкина знаешь? — проговорила старшая двочка дловитымъ тономъ.

— Нтъ, не знаю.

— Ну вотъ, это пріемный отецъ мн… И мать… Да вы присядьте, барышня.

Эта заботливость сразу расположила къ себ Ольгу Дмитріевну, и она ршила немного посидть съ двочками.

— Вы на телгу… Тамъ посуше… — сказала старшая, хлопотливо забгая впередъ.

Глаза у нея ярко горли, изъ-подъ кумачнаго платка съ желтыми разводами выбились черныя пряди шелковистыхъ волосъ. И художница опять залюбовалась ею.

— Княжна! — сказала она. — Прежде всего скажи мн, почему тебя зовутъ княжной?

— Не знаю! зовутъ и зовутъ…

И вдругъ, точно желая оборвать разговоръ, она вскрикнула:

— Батюшки! Воды-то мы не припасли!..

И, схвативъ пустое ведро, она побжала внизъ, подъ оврагъ. Маленькая не шевельнулась, точно говоря, что это до нея не касается, и продолжала стоять передъ барышней, поджавъ руки высоко надъ животомъ. Ея круглые глаза на кругломъ бломъ личик смотрли бойко и съ любопытствомъ. И опять Ольга Дмитріевна пожалла, что съ ней нтъ ея альбома, чтобы сейчасъ же зарисовать эту фигурку съ ея позой и выраженіемъ лица. Откуда она? Кто ея родители? — подумала она.

— Домашка! У тебя есть мать?

— Е! — отвтила двочка такимъ тономъ, точно и сомннія не могло быть, — Е! Только старая.

— Ты ее любишь?

— Кады люблю, кады нтъ…

— А отецъ?

— Отца нту… Вдовая она…