Княжна

— Да какъ же ее искать? Ты вдь не знаешь, какъ звать ее?

— Вотъ то то же, что не знаемъ… А надо бы ей сказать, чтобы не Арин направляла, а намъ…

— Я ничего сдлать не могу, — сказала Ольга Дмитріевна и взялась за велосипедъ. — Ну, прощайте. Прощай, княжна!

Она взяла двочку за голову и поцловала.

Ее предлагали проводить ее, спрашивали, не боится ли она одна, но Ольга Дмитріевна ничего не боялась и одна пошла по дорог. Но не прошла она и двадцати шаговъ какъ услышала сзади себя топотъ босыхъ ногъ: бжали за ней. Она остановилась.

— Что вы?

— Мы проводить тебя… Вонъ до поворота.

— Пойдемте, пойдемте, милыя! — радостно сказала Ольга Дмитріевна, растроганная ихъ вниманіемъ. — Вы ко мн въ гости приходите въ Ильинку… Придете?

Двочки молчали и шли рядомъ съ барышней. Потомъ Ольг Дмитріевн показалось, что старшая что-то шепнула маленькой.

— Ты что? — спросила она.

— Ничего… — смущенно отвтила двочка.

— Устали? Спать вамъ пора… Ступайте, дти, — сказала Ольга Дмитріевна и опять поцловала и княжну, и Домашку.

Двочки остановились, а Ольга Дмитріевна быстро пошла впередъ. Вечеръ былъ еще свтлый и теплый. Свтло и тепло было и на душ Ольги Дмитріевны. Безцвтное небо сливалось съ безцвтной землей и все, что было между этимъ небомъ и; этой землей, было закутано неуловимо-безцвтной дымкой.

— Вотъ задача: овладть этими полутонами, изобразить эту срую прозрачность, эту теплую тишину и безмятежность, — подумала Ольга Дмитріевна и остановилась.

— Барысня! — услышала она нершительный зовъ.

Она оглянулась. Двочки стояли все на томъ же мст и о чемъ-то шептались. И эти два пятнышка подъ громаднымъ небомъ показались Ольг Дмитріевн такими безпомощными, такими заброшенными, что она кинулась къ нимъ чуть не бгомъ.

— Что, маленькія? Что? Довести васъ назадъ?

Двочки переглянулись и стояли молча.

— Что же? — спросила барышня.

— Дай гривенничекъ, — прошептала Домашка.

— Что? — не понявъ сразу, переспросила Ольга Дмитріевна.

— Дай гривенничекъ.

— На что теб?!

Домашка помолчала, взглянула на старшую двочку и сказала:

— Она велла…

— Не ври, не ври! Сама, сама, — громко заговорила княжна.

Домашка сразу стала вся красная, какъ макъ, и залопотала скоро и шепеляво:

— Вресъ! вресъ! Ты велла: проси, говоритъ, сейчасъ проси… Еще тамъ, на горк, все шептала: проси…

— Ей-Богу, барышня, вретъ! — горячо воскликнула княжна. — Она такая врунья, такая врунья…

Маленькая подбжала къ Ольг Дмитріевн и, поднимаясь къ ея лицу, точно признаваясь въ чемъ-то, прошептала:

— Коли выпросисъ гривенникъ, говоритъ, теб копйку выплачу!..

Княжна всплеснула руками и, мотая головой, проговорила:

— Эка вретъ-то! Эка вретъ!..

Ольга Дмитріевна стояла и смотрла на двочекъ. Она не знала, которая изъ нихъ лжетъ, но ей стало мучительно жаль ихъ обихъ.

Ек. Лткова.

1902