Княжна Дубровина

— Такъ какъ же, Максимъ? зажечь лампу, какъ ты думаешь?

— Канделябры, ваше превосходительство. Канделябры благородне. При генерал, вашемъ покойномъ родител, завсегда зажигали канделябры, а лампы горли въ зал и въ корридор. Лампы недавно господа стали употреблять въ гостиныхъ, при гостяхъ.

— Ну зажги канделябры; а вотъ тутъ поставь чайный столъ и побольше всякихъ пирожковъ изъ кондитерской. Дти любятъ пирожки.

— Ma soeur, подвернулась Лидія, — дти будутъ угощены на славу. Я сама сейчасъ поду и выберу пирожки и конфеты. Можно?

— Пожалуй, если теб хочется.

— И съ Анютой.

— Ну ужь нтъ! Анюту завиваютъ и ей черезъ часъ надо одваться. Я хочу чтобъ она всхъ прельстила, а то распустили слухъ, что будто къ намъ пріхала изъ глуши какая-то дикарка невоспитанная мщаночка. Точно вс они забыли, что она Богуславова и говорятъ о ней какъ о выскочк, потому что ей досталось волею судьбы большое состояніе. Вотъ мы ее теперь и покажемъ — ее показать можно.

— Конечно можно, сказала Варвара Петровна, — и я бы ничего не опасалась, еслибъ ее можно было заставить молчать о папочк и Маш, но она разсказываетъ о нихъ при всякомъ случа, и я всегда досадую. Того и гляжу, что она будетъ ко всеобщей потх расписывать какъ лазила и прыгала по обрывамъ, бродила въ лсахъ и варила варенье съ маменькой и Дарьей-няней.

Варвара Петровна не смялась — она сердилась, но Александра Петровна засмялась.

— Бды нтъ, сказала она, — и теперь на нее любо посмотрть — хорошенькая двочка и выправлена.

— Не совсмъ еще, но я добьюсь своего, сказала Варвара Петровна.

Черезъ часъ Лидія возвратилась. Лакей несъ за ней нсколько плетушекъ.

— Пирожки, конфеты, виноградъ, фрукты, пересчитывала Лидія съ восторгомъ, словно сидлецъ изъ рядовъ, зазывающій въ свою лавку. Мороженаго я не взяла, дти могли бы простудиться.

— Погляди, ma soeur. Питье взяла, оршадъ, лимонадъ.

И Лидія стала разбирать плетушки.

— Не здсь! не здсь, сказала махая рукой Александра Петровна, — отдай все экономк, она съ дворецкимъ все положитъ въ вазы. Когда будетъ готово и разставлено, скажи мн, я опять посмотрю.

— Не утомись, пожалй себя и меня, я такъ боюсь, воскликнула Варвара Петровна.

— Ничего, ничего, не наскучай мн. А вотъ и Анюта. Подойди, повернись, вотъ такъ. Ну что жь, все хорошо, но надо голубымъ бантомъ придержать локоны. Принесите ленты, я сама заколю.

Анюта была очень мила въ своемъ наряд. Ея длинные, шелковистые волосы походили цвтомъ на сплую рожь съ золотистымъ отливомъ и разсыпались по плечамъ роскошными локонами. Несмотря на старанія и щетку Катерины Андреевны, золотистыя нити коротенькихъ волосъ на лбу вились и стояли какъ какое сіяніе, и самое лицо Анюты сіяло удовольствіемъ, глаза искрились. Она еще въ первый разъ, съ тхъ поръ какъ переступила порогъ этого дома, чувствовала себя довольною и счастливою. Нарядное блое платье, голубой, широкой поясъ. голубые башмачки съ разеткой изъ голубыхъ лентъ и шелковые чулки прельстили ее.

Когда Александра Петровна стала прикалывать бантъ, она спросила свою шкатулку. Ей подали большой старинный ларецъ окованный стальными обручами, она открыла его и разобравъ нсколько футляровъ, достала бирюзовую съ брилліантами булавку.

— Зачмъ? она дитя, сказала Варвара Петровна.

— Булавка не драгоцнность. Я приколю ею бантъ. Анюта, гляди, нравится теб эта булавка.

— Очень, тетушка.

Она приколола бантъ и сказала:

— Возьми и береги булавку на память обо мн и о твоемъ первомъ вечер.

Анюта была въ восторг. Вечеромъ она уложила свою новую драгоцнность рядомъ съ камешкомъ изъ рки Оки и съ перомъ любимой курицы изъ птичной Маши.

— Ахъ! какъ прелестно! Ахъ какъ свтло! воскликнула Анюта хлопая въ ладоши и припрыгивая пустилась по всмъ гостинымъ въ залу.

— Не разорви платья, не зацпись, кричали ей во слдъ Лидія и Александра Петровна, которая къ ужасу Варвары Петровны прибавила:

— Я готова три ночи не спать, чтобы видть на Анют это сіяющее счастіемъ лицо. Иногда она бываетъ такая грустная, что мн больно смотрть на нее.

— Не двочка — огонь, сказала Варвара Петровна, качая головой. — Надо потушить огонь этотъ…

— Зачмъ? Надо дать ему добрую пищу, сказала Александра Петровна.

Лидія нарядилась, но увы въ сорокъ лтъ она казалась смшною въ плать пригодномъ молодой двушк. И на ней было блое платье, съ голубыми лентами, немного потемне цвтомъ чмъ на Анют. Сестры считавшія Лидію едва ли не ребенкомъ не замчали ея страсти молодиться. Лицо Лидіи тоже сіяло, и кто могъ ршить, которая изъ двухъ, она или Анюта, были счастливе?