Саша в очередной раз распустил рукава рубашки, на себя взглянул. Пчёла вдруг подметил, что Белый так перед зеркалом не крутился даже за несколько часов до церемонии бракосочетания. Отчего только нервничал так?
Переговоры, конечно, значимые — ведь, всё-таки, это первое появление на «международной арене», но и явно не на рубашку Беловскую будет смотреть Амори Делаж.
Пчёла достал из внутреннего кармана пачку сигарет, едва ли не наткнувшись пальцами на припрятанную бархатистую коробочку. Он потряс блоком; ни звука. Да и картонка слишком лёгкая.
Дьявол. Ещё и сигареты кончились.
— Сань, дай «СаМца».
— Кончились у меня, — Белов поправил галстук, узлы которого умел вязать лучше Ольки. — «Winston» сегодня взял. Будешь?
Витя подумал недолго и по итогу скривился — он те сиги считал слишком слабыми в сравнении со своими любимыми. Пчёле бы потребовалось две или даже три сигареты скурить, чтобы заглушить тягу к никотину на некоторое время.
И Космос ещё, аристократ хренов, «Malboro» курил.
Мужчина запрокинул голову, рассматривая потолок в поисках каких-либо трещин или неровностей. Саня снова закатал рукава. Минутная стрелка часов сделала всего-лишь один оборот.
Пчёла отчаянно рисковал к концу сегодняшнего вечера себя извести.
Он старался думать о чём-нибудь незначительном — что-то типа матчей чемпионата Советского Союза по футболу, который, вероятно, уже в этом году переименуется в «чемпионат России». Витя куда больше хоккей любил, — спасибо отцу — но вспомнил весть по радио. Корнеев из ЦСКА-шников, вроде, лучшим бомбадриром стал…
Чего-чего, но армейцы золото чуть ли не зубами выгрызали — Пчёла был вынужден это признать, даже если учесть то, как сильно клуб армии не любил; только вот в июле Ерёмина похоронили, а продолжают играть, да ещё как, «Спартаку» такие мячи загоняют!.. Кос, когда смотрит, орёт дурниной.
Витя почти смог отвлечься, вспоминая, какие лютые пробки были у манежа ЦСКА в день публичного прощания с разбившимся вратарём, как вдруг услышал вверх по лестнице чей-то топот и крики вздрогнувшей, подскочившей Люды Бричкиной.
Пчёла выдёрнул из-за пояса пистолет ровно в тот миг, как в приёмную, где в похожей стойке выпрямился Космос, влетел Валера.
Филатов дышал часто — бежал, как угорелый. Но сразу, как «прибёг», куда так спешил, на друзей посмотрел, словно забыл, для чего нёсся, сломя башку. Пчёла вышел в приёмную; неприятно деревенели ноги, отказываясь гнуться — да если бы гнуться, держали уже плохо…
Белый, который всё волнение за бесконечным поправлением мнущихся рукавов прятал, обогнул Пчёлу и к Валере, оглядывающему по сторонам в непонимании собственной спешки, подошёл.
Саша взял друга за плечи, когда Витя с Косом переглянулся в настороженном внимании, нутро пробирающим до атрофии лёгких, и спросил:
— Чего такое, Фил?
От вопроса, прозвучавшего почти обходительно в реалиях их дела, Валера собрался, будто ему хорошую оплеуху дали. Он взглянул на братьев. Отчего-то у Вити желудок прилип к позвоночнику.
— Аристарховича… того. Подкараулили. И, по всей видимости, наглухо.
Людмила, поднявшаяся на ноги, прижала руки к лицу и ахнула, едва ли не теряя равновесие. И Пчёла её реакцию совершенно разделял. Ему будто калёные иглы вонзили в виски́, глаза и солнечное сплетение, когда Космос очень кратко, но резко высказался, ударив кулаком по стойке секретарши:
— Суки!!!
«Не то, что суки…» — не согласился мыслями, снующими туда-сюда разворошенными мышами, Пчёлкин. «Гандоны, Кос. Конкретные пидорасы»
В поднявшемся шуме, слышимого с соседних кабинетов, где бегали, кудахча, бухгалтерские девки, Белый оглянулся на сторонам — словно оценивал формат грядущего бардака. А потом, сам контроля больно не держа, за Валеру схватился и заговорил часто, спрашивая:
— Чего ты мелишь, Фил? Какой «наглухо»?! Какой «подкараулили»?
— Да «какой-какой», заладил, — огрызнулся Фил, скидывая с себя руки бригадира. Почти натурально рявкнул — но не в злобе, а раздражении, в тот миг более, чем ясном: — Будто не знаешь, как у нас дела могут делаться!..
— Фила, если ты, блять, шутишь, то лучше сейчас скажи.
Саня даже не пытался быть веселым. Он улыбался странно, как контуженный взрывом, и этим конкретно злил. Валера, прошедший к кулеру, обернулся так, что осталось загадкой, как у него плечо из сустава не вылетело.
— А чё, Белый, не смешно тебе?
На скулах Коса — резких, прямых, как отвесные скалы — появились желваки. Людка за стойкой беззвучно тряслась, едва не сползая под стол, и одной дрожью своей бесила — грёбанный лист на ветру.
Пчёле потребовалась сигарета — хоть «Malboro», хоть сраный «Беломорканал», который впервые у деда покойного стащил. В тот миг — всё равно.
На следующем вопросе Саня перестал несерьезную лыбу давить. Спросил так, что бухгалтерши за соседней стенкой притихли мышками, а в приёмной стало на пять-семь градусов холоднее:
— Откуда информация?
— Кабан позвонил, сказал сам.
Валера налил холодной воды себе в бумажный стаканчик, осушил сразу весь — даже водку так не пил — и только тогда продолжил: