Княжна (СИ)

«Ну и дура, что набрала», — кинула она сама себе и крепче поджала губы, пачкая, вероятно, помадой с нижней губы не прорисованную выемку над верхней. «Так хоть надежда была. А теперь как успокаивать себя будешь?»

«А он просто не слышит» — предположила Анна в попытке себя переубедить и вздрогнула от очередного гудка в осознании, как неубедительно прозвучала бы мысль, если бы Князева решилась вслух её произнести.

«Или, наоборот, слышит. Но телефон найти не может»

«Сама знаешь, что трубка всегда при Пчёлкине»

«Он с Фархадом разговаривает. Объезд ищет, чтобы в город заехать»

«Всё равно знаешь, что Витя всегда на звонки отвечает»

«А он… курит!»

«Что мешает ему параллельно разговаривать по телефону?»

«Пчёла с другим человеком по телефону говорит!..»

«Тогда почему сигнал идёт, а, Аня?..»

Она почти судорожно выдохнула в усталости от баталии с самой собой, и тогда двенадцатый гудок оборвался. Вместе с ним оборвался и звонок, отправленный, в никуда. Трубка отозвалась долгой высокой нотой, название которой, вероятно, знала Ольга.

Аня кинула телефон в сумку, словно секунду назад в кулаке сжимала не трубу, а змею, шипящую и вьющуюся меж пальцев.

«Ну, и к чёрту всё»

Она посмотрела прямо перед собой, думая о мыслях, какие сама не осознавала, и взгляд из пустоты вырвала, только когда медсестра вышла из-за стойки регистратуры. Анна проследила за фигурой в белом хло́пке, словно думала, что сероглазая позовёт её с другого конца коридора, или, напротив, приведёт кого-то к Князевой.

Но девушка чуть пригляделась и увидела меж пальцев медсестры тонкую сигарету.

Почти обозлилась на девчонку; её желание покурить стало чуть ли не последней каплей, упавшей в чашу Аниного терпения.

Чашу, и без того наполненную до краёв.

Князева скрестила руки на груди, снова чуть спустила корпус по спинке кресла. Закрыла глаза в очередной борьбе с неспокойными мыслями, в которой, вероятно, с самого начала был известен победитель, и стала следить за дыханием.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Анна не заметила, как провалилась в дрёму, из которой её не выдёрнул ни тон диктора с радио, ведущего экстренные новости, ни шарканье синеньких кроксов медсестры со стойки регистратуры.

По Дому Советов попал очередной снаряд, но Князева об этом не знала. Равно, как и не знала о милицейской «буханке», мчащейся с Цветного бульвара к Бутырскому СИЗО с пятью бандитами и целым ОМОН-овским конвоем на борту.

Анна проснулась, когда кто-то заботливо подтолкнул ей плед под бока. На миг Князевой захотелось прикрыть глаза в сладости не отступившей дрёмы, но раньше, чем девушка снова рухнула в объятья мягких сновидений, в мысли ворвались, точно январской метелью, воспоминания о событиях, произошедших до погружения в сон.

Тогда Аня будто протрезвела разом. Сбросила с себя морок и распахнула глаза так резко, что напугала медсестру, склонившуюся над ней с подобием покрывала.

Из-под медицинской шапочки показалось плетение здоровой русой косы, когда девушка попятилась от распрямившейся Князевой, словно оказалась поймана с поличным на месте преступления. Она захлопала глазками часто-часто с перепуга и отчиталась ни то перед самой Анной, ни то перед собой:

— Вы вся калачиком свернулись. А мы на первом этаже, тут от входа сквозит сильно… Чтобы вам тепло было, я… будить не хотела! Простите…

— Ничего, — буркнула Аня, хотя спросонья и не поняла даже, почему у медсестры так глаза на лоб полезли.

Князева распрямилась, слыша хруст затёкших мышц в шее, и оглянулась по сторонам. Хотела заметить какие-то видимые изменения вокруг неё — в идеале не только в обстановке, но и в ситуациях, которые в первой половине дня на Анну рухнули снегом на голову.

Отчего-то стало темно — не только на улице. Свет, который в двенадцатом часу заливал чуть ли не всё приёмную блекло-белыми лучами, сменился на сумерки, какие играли на стенах тенями от деревьев, посаженных возле самых окон. Коридоры, уходящие прямо, влево и вправо от дивана Князевой, темнели, и самые их концы было увидеть невозможно.

Частный родильный дом стал напоминать старую сельскую больницу, какие Анна, к счастью своему, видела лишь со страниц газет.

Девушка часто-часто проморгалась, ни то думая с себя сонливость сбросить, ни то пытаясь понять, который час.

Обычно она бы обратилась к часам, но сбитая с толку излишней темнотой и мрачностью коридоров посмотрела на медсестру, так и стоящую колом. Анна приподнялась на диване — плед в красно-бежевую клетку упал с груди и плотно укутал колени — и спросила, покашливанием прочищая горло:

— Сколько времени?

— Десятый час, — ответила девчонка так быстро, что Анна поняла, та не врала. Потом помолчала немного. Вдумалась в слова медсестры и, поняв, опешила. Девять вечера?!

«Дьявол!..»

— И я всё это время спала?

— Спали.

Голова должна была гудеть медным колоколом. И, к слову, гудела. Не столько ото сна, сколько от вести, сколько часов потеряла. Девушка снова посмотрела на медсестру; отчего-то сердце чаще забилось, стуком своим поднялось к трахее, за собой подтягивая и чувство тошноты.

— Ольга Белова родила?

— Ещё нет.

«Дьявол!»

— Мой телефон звонил?