Княжна (СИ)

Возникло ощущение, что Князева затронула мимолётом тему, которой избегать должна была.

Мама локтём, чтобы блузу лёгкую Ане не запачкать, подтолкнула дочь к столу. Вдруг в голове у девушки мелькнула ассоциация со столом переговоров, за который в последнее время всё чаще и чаще садились политики.

Тётя Катя к ней подтолкнула чашку с остывшим чёрным чаем в пакетиках. Князеву от такого воротило.

— Что у вас с ним?

— В каком смысле? — нахмурилась Анна от злости и удивления одновременно. Недовольна была, что мама вопросы задавала, какими не интересовалась в школьные годы дочери, но и напугалась; что, вдруг, у неё на лице написано всё? Что Аня Князева чуть ли не впервые за полгода собирается на свидание, какому рада очень, что идёт именно с Пчёлой?..

Мама положила голову на сжатый кулак, пачкая щёку мукой, и протянула выразительно:

— Ну, не прикидывайся! Я же видела, вы на свадьбе у Саши танцевали!

Что-то дрогнуло. Анна на мать посмотрела прямо, надеясь, что в глазах дочери тётя Катя не увидела облегчения. Что, мама только их медленным танцем руководствуется? Больше Князева ничем себя не выдала? Если да, то… это даже смешно.

Можно подумать, что людям, по мнению маминому, прямо как в сказке, достаточно одного танца, чтобы влюбиться друг в друга до беспамятства.

Жизнь — не сказка. Не мюзикл. Неужто мама, взрослый человек, не понимала этого?..

Вот и обратная сторона её излишней простоты. Как на ладони.

Анна рассмеялась ей в лицо, чувствуя, как какая-то часть камня, нависшего над душой, рассыпалась под ногами в мелкую бетонированную крошку.

— Ой, мама! Я пьяная была, и Витя тоже. Да все на свадьбе у Саши набрались здорово! — и, оскал превращая в сдержанную, почти холодную усмешку, уверила: — Это был просто танец. И ничего более.

По шее жар прошелся, как от температуры при лихорадке. Князева врала, конечно, блефовала почти отчаянно. Дальше танца у них зашло, но… говорить о чём-то большем, думать о лишнем Аня даже самой себе запрещала. Наверно, всё более или менее встанет по местам чуть позже — через неделю-другую, край — через месяцок.

А сейчас утверждать что-то было нельзя, строго настрого запрещено. Это табу, которое нарушать не собиралась.

Хотя бы для того, чтобы потом себя по кусочкам не собирать.

Мама в явном сомнении глаза прищурила:

— Ну, не знаю, Анька. Выглядели вы…

Она задумалась, подбирая нужное слово, а у Анны сердце сжалось в ожидании. Примерно так же тесно становилось в районе ребёр, когда она, будучи ещё студенткой, курсовые на «отлично» защищала и, зная о прекрасной сдаче, стояла перед комиссией в ожидании похвалы.

Мама щёлкнула пальцами, вскинула руку, едва дочь ногтями по щеке не царапая, и воскликнула:

— Симпатично! Ты такой тоненькой, хрупкой рядом с ним выглядела, прямо тростиночка, а как уж Витя тебя кружил… Глаз не оторвать прямо!..

— Он ужасно танцует медленный танец, — подметила девушка. Губы изогнулись в усмешке, которую Анна должна была спрятать, но не успела. Мать всё с таким же прищуром, почти что сканирующим, протянула:

— Ну, знаешь, милая моя, совсем не это в мужике главное…

— Мам, у тебя номер Оли есть? — спросила девушка, быстро поняв, в какие дебри тётя Катя пыталась беседу их завести. Нужно было срочно новый разговор начинать, чтобы через полчаса не слушать лекции на тему из серии: «Откуда берутся дети?».

Аня поднялась с места и направилась в гостиную к дисковому телефону. Тётя Катя, всё никак не отмыв руки от теста, пошла за ней, заговорила:

— Вроде как должен быть. Посмотри в записной книжке, она на телевизоре. Если не найдёшь, Тане набери, у неё точно будет…

Князева развязала концы фартука, за которым прятала блузку и юбку в серую клетку, взяла телефон с книжкой, уселась на диван. Полистала маленькие прямоугольные листы, что от времени уже значительно пожелтели, загнулись по краям, и забегала взглядом по строкам.

Горкины, Исевы, Коваленко… Холмогоровы. Чуть дальше встретился номер Татьяны Беловой, которая в записной книжке мамы была записана как «сестра», номер Пчёлкина Павла — по всей видимости, отца Витиного. Анна коротко пробежалась по цифрам в незначительном интересе; двести пятьдесят три — сорок четыре — ноль один.

Да что же такое, где же Сурикова?..

— Анька, ты от темы у меня не уходи, — вдруг присела сбоку мама. Она посмотрела на Князеву взглядом серьезным, словно поймала дочь за чем-то плохим, уже за прокол её пропесочила, а теперь подводила итог, намеренно сурово разговаривая, чтоб Аня точно прислушалась.

Девушка хотела закатить глаза, понимая, что такой «артиллерией» её уже было не взять, но почему-то в горле стало сухо от тона матери. Прямо как в детстве.

Мама посмотрела, как девушка номер сестры набирать стала, и протараторила:

— Ты, всё-таки, подумай над тем, что я тебе сказала. Витя парень даже оч-чень неплохой. Инициативный такой, серьёзный…

— Мам, ты сейчас диван весь запачкаешь мукой, — кинула Анна с неприятно дрогнувшими кончиками пальцев. Она диск телефона прокрутила до семёрки, набирая последнюю цифру номера тёти Тани, когда мать всё-таки плюнула выразительно и пошла умывать руки.