Новые знакомцы, беседуя, миновали Басманную и через Немецкую улицу вышли за Яузу. Окончательно стемнело. Тропинин в сумраке указал спутнику на освещенные окна лефортовских зданий. За дворцовым садом и церковью Петра и Павла, у ручья Синички, как он знал, было загородное Введенское кладбище. Илья помнил эти места, так как во время студенчества не раз навещал в этих местах одного товарища.
– Что, друг, не зайдете ли и вы со мной в госпиталь? – спросил, отирая лицо, солдат, – там обещали меня угостить бульоном выздоравливающих и их вином… говорят, прелесть, особенно уставши…
– Нет, лучше вы меня проводите вон до той церкви, – сказал, осматриваясь, Илья, – поздновато, я хоть и штабный, но без оружия; с вами будет спокойнее!.. здесь, слышно, пошаливают мародеры…
– Охотно. Но странно, – заметил солдат, – я уже однажды был здесь и даже вот у этой церкви; там еще стояла на днях артиллерия. Теперь же кругом так тихо, точно иду здесь впервые; спасибо, что вы провели, я, знаете ли, близорук и плохо помню места.
– Мне к командиру этой артиллерии, – спокойно сказал Илья.
– Отлично, пойдем.
Солдат и Илья направились к церкви Петра и Павла. Невдали от нее их окликнул часовой ночной цепи. Путники ответили, что идут по службе.
– Куда?
– В церковный дом, – ответил Илья.
– Кой черт, в такую пору! – проворчал конный гренадер, наскакивая на них впотьмах и приглядываясь к ним с седла. – Куда лезете? в этой глуши шныряют казаки; еще отнимут ружье и ограбят вас, если не будет и хуже того.
– Будь спокоен, друг, нас двое! – смело проговорил Илья, шлепая далее по липкому и скользкому переулку, у сада. – Не на таких нападут.
– Помните, там уже конец вед́етов.
XXIX
Миновав госпиталь и часть поля, путники дошли до церковной ограды. Кругом было мертвенно пустынно. Ветер шумел в вершинах берез, окружавших ограду.
– Ну, дорогой мой, идите обратно, я вас догоню или найду в госпитале, – сказал Илья солдату, между тем мысля: «Не вырвать ли у него ружье и не приколоть ли его здесь, наедине, чтоб убежать успешнее?»
– Да к кому же это вы? – спросил Илью солдат с удивлением, убедившись, что ни возле церкви, ни за нею не было признаков артиллерии, стоявшей здесь на днях. – Или, – засмеялся он, – ваше поручение к покойникам?
«Приколоть?.. – опять пробежало в мыслях Ильи. – Что, как он догадался и даст знать часовым цепи?»
Солдат в это время положил ружье и оправлял на ногах веревочки. Илья помедлил.
«Нет, – решил он, – иди себе с миром, добрый белокурый немчик; ты против воли попал в полчище этого злодея, бог с тобой!»
– Неужели вы не видите? – спокойно сказал он. – Вон домишко между деревьями; огни погашены; командир, очевидно, спит, не спят часовые; их отсюда не видно… Я разбужу кого мне надо, отдам бумаги и вас еще догоню.
– До свидания! и то правда, я так близорук, что иной раз думаю: ну зачем взяли в рекруты такую слепую курицу. Кстати, разузнайте у ваших артиллеристов, скоро ли наконец отпустят нас с вами домой? Может быть, они знают; да берегитесь, не подстрелил бы вас какой часовой.
– Спрошу непременно и буду беречься.
Солдат пошел обратно. Илья прислушался к его шагам, бережно миновал церковь, прилег за оградой и снова стал слушать. Ветер то затихал, то опять шумел, качая верхи деревьев. Вправо и влево отсюда раздавались оклики сторожевой цепи вплоть до берега Синички. Сзади, над городом, стояло зарево. Широким пламенем загоралась местность к стороне Басманной, где он так недавно прошел.
«Неужели я проскользну за вражескую черту? – с лихорадочной дрожью подумал Илья. – И в самом ли деле мне удастся это затеянное безумное бегство? Нет, солдата могут остановить и спросить, куда делся его недавний спутник; часовые поймут, что их обманули, и бросятся меня искать… Скорее, скорее далее…»
Тропинин вскочил на ноги. Он, нагнувшись, пополз, потом побежал, сам не зная куда. Спотыкаясь впотьмах о рытвины и попадая в лужи, он опомнился, когда увяз по колено в каких-то кочках. То был берег Синички. Илья заполз в высокую траву, выбрал более сухое место и решился здесь ждать утра. Его нога опять разболелась.
«Да, не уйти мне, – мыслил он, – напрасная мечта! поймают, захватят и отведут обратно; а там, может быть, откроется и дело о колодце… Боже! дай силы, дай мне жить на счастье осиротелой семьи, в прославление твое!»
Прошло более часа. Ночь в отблеске дальних пожарищ казалась еще мрачнее. Тропинин забылся в лихорадочной дремоте. Вправо за кустами как бы что-то побелело.
«Неужели рассвет?» – подумал он, приподнимаясь в траве.
Кругом было еще темно. Только плесо ручья и часть ближней рощи были освещены вышедшим из-за облаков месяцем. Илья знал, что к роще, за ручьем, примыкало Введенское кладбище, а далее шли овраги, сплошной лес и поля.