Проснувшись рано поутру, государыня возжелала навестить супруга в его покоях. Но обнаружила с досадой, что Потемкин уже в кабинете – работает. Екатерина аккуратненько, стараясь не шуметь, приоткрыла к нему дверь, на цыпочках вошла в кабинет. Потемкин, увлеченный, ничего не расслышал. Он сидел за столом – наместник края Новороссийского, кавалер прусского ордена Черного Орла, светлейший князь Священной Римской Империи (Австрия, налаживающая с Россией отношения, расщедрилась на пышный титул) – и что-то писал. Перед ним – книги, ворох бумаг, какие-то выписки. Императрица подошла к нему сзади, положила руки на плечи, поцеловала в висок. Светлейший вздрогнул, обернулся.
– Это ты, душа моя! – воскликнул он.
– Испугала? Прости, батенька! Думала навестить тебя, чтоб сказать, что люблю тебя безмерно, и более чем ты меня любишь, но в покоях уж нет тебя в столь ранний час…
– Спать не время, сама знаешь, государыня. Проснемся, потягиваясь, а Крым уж вновь под турками. А через Крым и к нам подобраться сумеют – благо теперь наши границы прямехонько к нему подошли. Пока ничей сей дикий край, спать нам спокойно нет никакой возможности.
– Стало быть, ты уверен, что нашим он должен стать?
– Всенепременно!
– И я так же мыслю. Но не понимают тебя, светлейший. Говорят, сны за явь выдаешь. Поостерегись.
– А мне на дураков плевать! – жестко отозвался Потемкин. – И тебе чести не делает, государыня, дурацкие речи слушать. Меня лучше слушай, матушка. Вот посмотри-ка, – он указал кивком головы на гору бумаг на столе. – Крым… ненавижу это прозвание! Таврида, матушка, Таврида! Что история говорит? Испокон веков греки-христиане населяли благословенную Тавриду. В Херсонесе Таврическом мудрейший князь Владимир принял святую православную веру. Из Херсонеса истекло к нам благочестие. Но татары, Русь разорившие, захватили и Тавриду, сделали ее своим Кырымом. А что дальше было, до сей поры болью откликается. Ибо когда османы покорили крымское ханство, то уже с благословения султана турецкого стали разбойничать дикие татары. Подумай, Катерина, сколь слез, сколько крови, сколько горя… Сколько людей погубили, угнали в полон, распродали по базарам. Уже и при твоем благословенном царствовании набеги чинили. Да что там… Но когда беспокойный этот край станет русской землею, мы обид им не помянем. Устроим в Тавриде рай земной! Никого не обидим, ничьих обычаев и верований не нарушим, но и нас обижать уж будет не с руки! Уже и сейчас у нас в Крыму много сторонников, кому осмалины поперек горла. Ах, нельзя допустить, матушка, чтоб турки вновь Крым-Тавриду поглотили, никак нельзя.– Не допустим! – твердо сказала Екатерина.
– А как богат славный край! Мы гнездо разбойничье в диво превратим: города отстроим, виноградники, сады разобьем, земли распашем. Будут церкви и дворцы, школы и университеты, заводы и верфи. И народ нас благословит! Сколько ж можно жить грабежами да разбоями? Опять же, неверные, видя красоту храмов и служб православных, в истинную веру с охотой обратятся. Таврида – вновь христианская. Ах, государыня!
– Заслушиваюсь я тебя, князь, – Екатерина вглядывалась в его вдохновенное, светящееся лицо. – Кабы по-твоему вышло! Будем стараться, друг мой. Но нынче главное – новую войну оттянуть. Ведь не завтра же к крымцам – с манифестом.
– Права ты, государыня. Сейчас – южные рубежи укрепить, флот, армию усилить… Города строить. Корабли на Черном море… А что до хищника турецкого, то я на сближение с Австрией надеюсь. Нам этот альянс необходим. Турция против двух сильных союзных держав не пойдет.
– А все сие и есть, Гришенька, путь к Тавриде твоей желанной, – сказала императрица, вновь обнимая его за плечи.
– Права ты, матушка. Только Швеции я опасаюсь, – давно на нас жадно поглядывает.
– Балтика, – прошептала Екатерина озабоченно. – Да, Балтика…
Она очень хорошо понимала своего мужа. Но мало еще кто, кроме нее, понимал его…
Глава одиннадцатая В белом палаццо
Б о время всего пути Сергей Ошеров с ума сходил от мысли, что поляк солгал или княжна Августа давно уже живет в другом городе, в другой стране… То вдруг сомнения оставляли его, сердце наполнялось ликованием – а вдруг?.. Вдруг свершится такое чудо, что он увидит ЕЕ? И сразу же душу охватывал страх: она ли встретит его – прекрасная принцесса юношеских грез? И