Но он не решался все же говорить прямо и какое-то время молчал. Молчала и она, не торопила его. Теперь ей надо было смотреть на него предельно доброжелательно. Она собралась с силами и придала своему лицу выражение внимательной ласковости, участия… Это подействовало.
– Обращаясь за ссудой, я выдавал себя за вашего поверенного, а вас – за турчанку знатного происхождения, принужденную бежать из своей страны вследствие беспорядков…
Он, кажется, ожидал от нее возгласов изумления или протеста. Но она только спросила:
– А что, в империи турок действительно произошли какие-то беспорядки? – Она спрашивала серьезно.
– Возможно, – он перенял ее серьезность. – Я что-то слышал о землетрясении… А беспорядки… Почему бы и не быть беспорядкам?..
– Почему бы и не быть? – повторила она. – И вам верили?
– Я говорил, что ваши родственники, оставшиеся в турецких землях, должны переслать вам достаточные средства, золото…
– Но вам не поверили? – допытывалась она.
– В итоге – да.
– Им нужны были бумаги?
– На турецком языке! Такие бумаги я не могу подделать. Здесь, в Лондоне, как мне кажется, никто не может составить документы на турецком языке…
Она вдруг задумалась. В памяти смутно возникли старинные еврейские буквы. Конечно, возможно было бы изготовить поддельные документы знатной турчанки, просто-напросто исписав какой-нибудь бумажный лист еврейскими буквами, а потом привесив к этому фальшивому документу фальшивую печать…
…Но все же это рискованно… – произнесла она вслух. Теперь Шенк смотрел на нее, ожидая от нее помощи, совета. Да, она решительно брала все в свои руки!
– Поговорим в Париже! – Она встала и подошла к нему. – Предоставьте мне придумывать жизнеописания знатных турчанок! – Это было смешно, и она рассмеялась.
Нанять дом в Париже – также оказалось слишком дорого. Однако барон Эмбс ожидал Елизавету и Шенка на улице de Sein, где все же нанял целый этаж в известной гостинице господина Peltier. Снова явились модистки и парикмахеры, высокие прически, украшенные перьями, пышные юбки с гирляндами искусственных цветков, круглые золотые часики, прикрепленные к атласному кушаку, туфельки на каблучках, пригодные лишь для танцев на паркетных полах, драгоценные парюры, низанные жемчугом головные уборы…
Об этой женщине заговорили в городе…
Она была восточной принцессой…
Спустя несколько дней после приезда в Париж Елизавета собрала в своей новой гостиной Шенка и Эмбса. Она была свежа, задорно весела, шутила и то и дело заливалась смехом, как маленькая озорная девочка, задумавшая очередную проказу…
– Военный совет! – объявила она, поведя рукой, будто перед ней сидели и вправду полководцы, тактики и стратеги.
Клавесин и арфа еще не были распакованы. Но сундучок с книгами уже был раскрыт. Легко повернувшись и гибко перегнувшись со стула, она протянула в раскрытый сундучок обе руки в легких шелковых рукавчиках и быстро выложила на стол несколько пестрых томиков.
– Вот! – Она говорила с торжеством. – «Персидские письма» Монтескье! Антуан Гамильтон! Жак Казот «Продолжение „Тысячи и одной ночи“! Пети де ла Круа „История персидского султана и его визирей“! Два тома „Тысячи и одной ночи“! „Тысяча и один день“ того же де ла Круа!..[52]
Шенк уже догадался о ее намерениях.
– Но как же вам поверят? – спросил он. – Как же вам поверят, если вы позаимствуете реалии для своей турчанки из сказок?
– Именно потому и поверят! – безапелляционно и весело заявила красавица. – Самое главное – распространить слухи! И ни за что не отвечать! Разве я виновата в том, что обо мне рассказывают нечто странное?
– Но придется и самой хотя бы что-нибудь сказать, – заметил фон Шенк.
– Я скажу!.. – Она смеялась звонко. – Ну, конечно же, я скажу! Я даже буду подписывать бумаги! – Она хлопнула ладошкой по стопке книг и побежала в спальню, но тотчас выскочила, слегка придерживая платье у пояса и открывая таким образом маленькие ножки в комнатных бархатных туфельках. Она бросила на стол лист бумаги и рядом поставила чернильницу с пером. Схватив перо, склонилась и размашисто вывела какую-то надпись.
Шенк и самозваный барон Эмбс подошли к столу и взглянули.
На листе было написано легким летящим почерком: «Aly Emettee».
– Это и есть наша турчанка? Али Эмете? – спросил Шенк.
Елизавета не ответила. Она быстро перелистывала книги…