Княжна Владимирская (Тараканова), или Зацепинские капиталы

   — Нет, с этой взбалмошной женщиной этот приём не годится, — возразил отец Флавио. — Дмитрия нужно было убедить в его царском происхождении, чтобы вселить в нём уверенность и отвагу; а у княжны Эметэ есть иное могучее орудие привлекать сердца — это её обаятельная красота, её чарующее кокетство. К тому же тогда нам нечем будет держать её в наших руках. А что она согласится на всё, порукою в том наш лучший союзник — нужда. Она мотовка в такой степени, что не может не нуждаться постоянно, не может не нуждаться крайне. По моему мнению, следует воспользоваться минутой такой крайности. Весь вопрос тут, я думаю, состоит в том, чтобы уверить её, что настоящая княжна Владимирская умерла, что её давно нет на свете, стало быть, и опасаться некого. Корабль разбился, или погибла от лихорадки, или краснокожие напали. Когда же Али-Эметэ уверится несомненно в действительности смерти княжны и будет знать, что уличить её в самозванстве некому, а что принятие на себя имени княжны доставит ей немедленные выгоды и даст большие надежды, то я не думаю, чтобы она стала долго задумываться.

   — Кто же ей может сказать об этом?

   — Сказать прямо — разумеется, никто! Но навести на мысль, направить мы все постараемся. Первое же слово, по моему мнению, должно принадлежать польскому послу.

   — Графу Огинскому?

   — Да, графу Огинскому. Естественно, что он должен изыскивать меры воспрепятствовать насильственному разделу своего отечества. Формалистика протестов им выполнена; но что такое пустая формалистика? Екатерина и Фридрих представляют собой силу, перед которой склоняется всё. Против силы тоже нужна сила; а имя княжны Владимирской, родной племянницы императрицы Анны, могущей явиться мстительницей за своего кузена принца Иоанна, будет, по-моему, такая сила, которая не может не озаботить Екатерину и не заставить её забыть всевозможные проекты о каких бы то ни было разделах. Не забудьте, что она царствует без прав, без всякого родства. В этом весь и вопрос, в этом вся и задача, из которой наше дело, смотря по обстоятельствам, извлечь надлежащую пользу.

   — И вы полагаете достигнуть успеха?

   — Не полагаю, а уверен! Деньги, которые она получила за вексель барона Шенка, проживутся весьма скоро, и она будет сейчас же у нас в руках. Граф ей скажет, что он получил из Персии деньги на имя княжны Владимирской. Мы доставим ей бумаги, из которых она увидит, то можно безопасно назваться этим именем; кроме того, увидит, что княжне Владимирской предстоит получить более ста миллионов франков, и поверьте — не задумается. А тут ещё в перспективе русский престол. Да это такая приманка, перед которой не устояла бы голова и с более твёрдыми убеждениями, чем хорошенькая, но пустая головка Али-Эметэ.

   — Точно, приманка завидная! — сказал слащавый иезуит.

   — К тому же и дядюшка на помощь явится, — продолжал отец Флавио. — Он присылает пенсию на имя княжны Владимирской. Принимаешь имя — получай деньги, нет — голодай, как знаешь! А мы всеми способами постараемся её убедить. Княжна Владимирская умерла, стало быть, кто бы ни назвался её именем, для неё вреда нет и нет никакой опасности. И чтобы при таких условиях она отказалась — не может быть, отцы и братия; поверьте, не может быть!

   — Откуда же дядюшкину помощь взять? — спросил иезуит, особенно сочувствующий интриге. — Король Станислав Понятовский теперь в таком положении, что совсем без денег. Да и во всей Польше, если выделить магнатов, проживающих русские деньги, да жидов, которые разнесли польские богатства по своим карманам, и всю остальную старую Польшу выворотить карманами вверх, то, пожалуй, ста тысяч не наберёшь!

   — В этом отношении мы должны озаботиться приисканием нужного человека. Найдём кого-нибудь из поляков же, ведь в их пользу хлопочем! Вот мне пишет брат Бонифаций из Вильны и указывает на князя Карла Радзивилла. По-моему, чего же лучше: и глуп, и богат, два достоинства. Собственно для нас ведь риску нет, особенно если Радзивилл возьмёт на себя издержки, а выигрыш может быть громадный, неисчислимый.

   — Помоги нам Боже и святой основатель нашего ордена потрудиться на пользу нашей святой церкви! — набожно сказал слащавый иезуит, складывая руки и приподнимаясь. — Дай Бог хотя на этот раз просветить схизматиков и приобщить их к великой пастве нашего святого отца.

Иезуиты составили протокол своей конференции с единогласной резолюцией: донести обо всём генералу ордена, секретно сообщить в Рим и начать действовать под руководством отца Флавио.

Затем все встали, прочитали молитву и, получив благословение отца провинциала, разошлись.

V НЕ ВСЯКАЯ ОШИБКА ДЕЛАЕТСЯ НЕЧАЯННО

   — Признаюсь, граф, я не охотник до разных иезуитских измышлений. В таких случаях, по-моему, всего лучше ваше польское «не позволяем!», но подите сговоритесь с нашими политиканами!