Княжна Владимирская (Тараканова), или Зацепинские капиталы

Разумовский, проводя время своё большею частью при дворе в Петербурге и Москве и считая одной из самых неприятнейших и сквернейших обязанностей своих по гетманству необходимость ездить в Малороссию, вероятно, видел до того великую княгиню и проводил с нею время у государыни, у неё самой, у разных высших лиц, по меньше мере, сто раз. Не раз он имел счастие даже принимать её у себя и мало-помалу весь отдавался тому влиянию, которое, как умная женщина, она умела распространять на всех в чём-либо нужных ей людей.

Но ни с его стороны, ни с её не было сделано ни одного шага для более короткого сближения. Она, как женщина, разумеется, понимала впечатление, ею производимое, но молчала, может быть, потому, что со своей стороны вовсе не увлекалась Разумовским. Он молчал уже и потому, что слишком идеализировал чувство, к которому признавал себя до того неспособным, поэтому сомневался, робел, терялся в её присутствии. Понятовского давно не было. Сплетня, которая любила касаться всех, особенно в период тогдашнего общественного легкомыслия, успела смолкнуть. Впрочем, она, эта сплетня, впоследствии не производила на Разумовского никакого впечатления. Он знал, что кто чем выше, тем сплетня касается того чаще. Великая княгиня с вечера Вильямса, на котором она сумела высказать и своё знание, и свою начитанность, и свой ум, казалась ему идеалом, перед которым всё должно было склоняться; он и склонился перед ней, и боготворил в ней свой идеал.

Но вот в один из припадков болезни государыни, когда весьма боялись, что он окончится катастрофой, Екатерина подошла к нему и сказала:

   — Граф Кирилл Григорьевич, государыня тётушка опасно больна. Я опасаюсь, в случае несчастия, за мою жизнь, за жизнь моего сына! Могу ли я на вас рассчитывать?

   — Государыня, — отвечал Разумовский, полный восторга от оказываемой ему, видимо, предпочитательно перед всеми доверенности. — Моя жизнь — это самая ничтожная и едва ли к чему-нибудь пригодная жертва, которую я могу принести на защиту вашу; но моё состояние и мой Измайловский полк... — Разумовский числился подполковником Измайловского полка и распоряжался его хозяйством, так как полковником всех трёх полков гвардии считалась сама государыня. — Мой полк и моё состояние будут во всякую минуту готовы, чтобы защищать вас до последней капли крови.

Екатерина бросила благодарный взгляд и подала ему руку.

   — Я не забуду этого, граф, поверьте, рассчитывайте и на меня!

Когда императрица Елизавета выздоровела, и не потребовалось ничего. Но вот прошло несколько лет, и государыня умерла. Её наследник, великий князь, теперь император, не только не отстранил опасность от своей жены и сына, но явно угрожал им. Екатерине понадобилась та преданность, о которой заявлял когда-то Разумовский. И в этой преданности она не обманулась. Разумовский привёз ей миллион, дал ей Теплова и отвечал за Измайловский полк. Она приехала в этот полк и встретила первую опору, которая дала основание всему дальнейшему.

   — Я ваша! — говорила она Разумовскому перед тем, как она колебалась в своём решении. Она решилась — и успех был полный. Теперь, нужно было благодарить и наградить.

Разумовский вошёл с хохлацкой неуклюжестью в походке, от которой никак не мог освободиться, несмотря на всё старание в изучении танцевальных позиций, поклонов, преподаваемых французскими балетмейстерами и балеринами, и изучение всевозможных менуэтов, матрадуров, алегеров и кадрилей, долженствовавших служить грациозному развитию движений. Эта неуклюжесть походки, которой, как мы сказали, младший Разумовский победить никак не мог, в последнее кратковременное царствование доставила ему множество огорчений. Она служила постоянным предметом шутки бывшего императора, который умышленно заставлял несколько раз проходить мимо себя Измайловский полк, чтобы посмеяться над гетманом-фельдмаршалом, долженствовавшим идти впереди как его подполковник. При этом государь и кричал на него, и передразнивал, и всячески унижал.

   — Убрать брюхо, вытянуть носки, грудь вперёд! — кричал государь. — Стой! Что это? Первым учебным шагом! Ра-а-а-з!