Князья тьмы. Пенталогия. (Звездный король. Машина смерти. Дворец любви. Лицо. Дневник мечтателя)

В салоне Герсен сидел на диване и предавался мрачным размышлениям. Три университетских администратора, один из которых не был человеком, стояли поодаль, у носового иллюминатора. Любезный, брезгливый, приземистый Келле. Астенический, язвительный Войноткач. Большой, нескладный, беспокойный и капризный Деттерас. Герсен следил за каждым поступком, за каждым словом, за каждым жестом главного подозреваемого в поисках подтверждения, способного придать ему стопроцентную уверенность. Паллис Этроуд молча сидела рядом, погруженная в какие-то мечты или воспоминания. Время от времени ее лицо подергивалось, кулаки сжимались. Хильдемар Дасс заслуживал смерти, ни о каких сожалениях не могло быть речи! Робин Рампольд переминался с ноги на ногу у стеллажа библиотеки микрофильмов и поглаживал длинный тощий подбородок.

Повернувшись, он покосился на Герсена и пересек салон походкой крадущегося волка. Настолько вежливо, что его тон казался раболепным, Рампольд спросил: «Он — он еще жив?»

«Пока что».

Поколебавшись, Рампольд открыл было рот, снова закрыл его. Наконец он смущенно поинтересовался: «Что вы хотите с ним сделать?»

«Еще не знаю, — ответил Герсен. — Я хотел бы извлечь из него какую-нибудь пользу».

Лицо Рампольда стало очень серьезным. Он заговорил, понизив голос — так, словно опасался, что его услышат другие пассажиры: «Почему бы не отдать его мне? Тогда вам не пришлось бы охранять его, кормить его и поить».

«Нет, — сказал Герсен. — Не получится».

Физиономия Рампольда стала еще более отчаянной и несчастной: «Но... но я должен!»

«Вы должны?»

Рампольд кивнул: «Вы не понимаете, вы не можете понять. Семнадцать лет он был...» Рампольд не мог подыскать правильные слова. Наконец он продолжил: «Он был средоточием моего существования. Он был моим личным богом. Он приносил мне еду, он приносил мне питье, он приносил мне страдания. Однажды он принес мне котенка — красивого черного котенка. Он смотрел на то, как я гладил котенка, улыбался, словно это ему нравилось. Но на этот раз я сорвал его планы. Я свернул котенку шею, сразу. Потому что я знал, в чем заключался его план. Он хотел подождать, пока я не привяжусь к пушистой твари, после чего он собирался убить котенка — пытать его у меня на глазах... Конечно, мне пришлось дорого заплатить за его унижение».

Герсен смог только покачать головой: «Мы поговорим об этом позже».

Рампольд многозначительно кивнул и вернулся к стеллажу. Герсен взглянул на Деттераса, Келле и Войноткача, время от времени продолжавших отрывочную беседу у носового иллюминатора. Судя по всему, они согласились — молчаливо или нет — игнорировать новых пассажиров настолько, насколько позволяли обстоятельства. Герсен мрачно усмехнулся. Тот из них, кто был Малагейтом, не хотел встречаться лицом к лицу с Хильдемаром Дассом. Дасс был человек вульгарный и примитивный — того и глядишь, выболтает что-нибудь чреватое неприятнейшими последствиями. Разумеется, Малагейт приветствовал бы возможность перемолвиться с Дассом парой тихих слов, чтобы предупредить и ободрить его — или, что в равной мере согласовалось с характером Палача — возможность незаметно прикончить Дасса.

Сложилась неустойчивая, напряженная ситуация: рано или поздно она должна была разрядиться и привести к формированию более откровенных отношений. Герсен оценил возможности намеренного ускорения развязки — он мог бы, например, привести Дасса в салон или, наоборот, пригласить трех администраторов в трюм... Герсен решил ждать. Никто не возразил против того факта, что он все еще был вооружен. Руководители факультета галактической морфологии, судя по всему, убедились в том, что у Герсена не было преступных намерений, и не требовали, чтобы он вернул лучемет в корабельный сейф. «Поразительно!» — думал Герсен. Даже теперь у Малагейта не было оснований подозревать, что Герсен на него охотился. Значит, он все еще уверен в том, что полностью контролирует положение вещей, и мог бы, сославшись на любопытство, попробовать свидеться с Дассом.

«Бдительность прежде всего!» — повторял себе Герсен. Ему пришло в голову, что в возникшей ситуации Робин Рампольд мог бы оказаться полезным союзником. Какие бы психические искажения и подсознательные мотивы ни вызвала семнадцатилетняя пытка, в том, что касалось Хильдемара Дасса, Рампольд не уступал в бдительности самому Герсену.

Герсен поднялся на ноги и прошел на корму, через двигательный отсек и в трюм. Дасс не изображал стоическую покорность — глаза его впились в Герсена с неизбывной ненавистью. Герсен заметил кровоточащие пальцы Красавчика. Отложив лучемет на полку, чтобы упредить попытку Дасса как-нибудь завладеть оружием, Герсен подошел ближе, чтобы проверить состояние хомутов. Дасс немедленно начал бешено пинаться. Герсен ударил его по шее ребром ладони, и Дасс обмяк. Убедившись в надежности хомутов многожильного троса, Герсен отступил так, чтобы Дасс больше не мог его достать.

«Возникает впечатление, что твои прегрешения не остались незамеченными», — заметил Герсен.