Данные, записанные на волокне монитора Луго Тихальта, загрузили в корабельный компьютер. Компьютер переработал информацию с учетом системы уравнений, описывающих предшествовавшее местонахождение звездолета, и отдал команды автопилоту, повернувшему корабль и взявшему курс, примерно параллельный линии, соединявшей Альфанор и планету Смейда. Тянулось время. Жизнь на борту звездолета превратилась в своего рода рутину. Герсен, с помощью Робина Рампольда, охранял трюм, хотя Герсен запретил Рампольду заходить туда. На протяжении первых нескольких дней Хильдемар Дасс позволял себе наглые шуточки, перемежавшиеся серьезными угрозами возмездия, но отказываясь пояснить, кто именно должен был послужить проводником такого возмездия.
«Спроси Рампольда, что он думает по этому поводу, — советовал Дасс, издевательски поблескивая ярко-голубыми, вечно открытыми глазами. — Разве ты хочешь, чтобы это случилось с тобой?»
«Нет, — отзывался Герсен. — Но я не думаю, что со мной это случится».
Время от времени Дасс требовал, чтобы Герсен отвечал на его вопросы. «Куда ты меня везешь? — спрашивал он. — Обратно на Альфанор?»
«Нет».
«Куда же?»
«Увидишь».
«Отвечай, или... — тут Хильдемар Дасс разражался многоэтажными ругательствами. — Или тебе придется вытерпеть такое, что ты себе даже вообразить не можешь!»
«Нам приходится рисковать», — пожимал плечами Герсен.
«Вам? — тихо переспрашивал Дасс. — Кому это, «вам»?»
«Разве ты не знаешь?»
«А почему тогда он не придет сюда? Скажи ему, что я хочу с ним поговорить».
«Он может придти сюда в любое время, когда пожелает».
После этого Дасс погружался в молчание. К каким бы уловкам ни прибегал Герсен, чтобы заставить Дасса проболтаться, Красавчик упрямо хранил в тайне имя Малагейта. Причем ни один из трех университетских начальников не проявлял к Дассу никакого интереса. Паллис Этроуд поначалу пребывала в состоянии глубокого созерцательного отчуждения. Она сидела часами, провожая глазами проплывавшие мимо звезды. Она ела — понемногу и неохотно, без аппетита. Она спала очень долго, свернувшись калачиком как можно плотнее. Постепенно, однако, к ней стало возвращаться прежнее отношение к жизни, и временами она казалась такой же беззаботной, как некогда.
Перенаселенность звездолета практически не позволяла Герсену говорить с ней наедине — что его, по сути дела, вполне устраивало. Дасс прозябал в трюме, тогда как Аттель Малагейт занимал одну из кают — ситуация и так уже была напряжена почти до предела.