Книга 1000 Грехов

Как могут они продолжать это бессмысленное мельтешение, эту неустанную борьбу за обладание удобствами этого абсурдного существования?

Я не мог найти разумных доводов в пользу следующего вздоха, и, не будь это действие рефлекторным, я умер бы от удушья прямо на месте. Похоже, все устремления человека вели к одному финалу, уничтожению, так зачем мне делать хоть что-то, если завоевателя мира постигнет та же награда, что и человека, который заперся в квартире, проводя дни перед телевизором? Если не важно, какую славную главу вы вписали в книгу жизни, - смерть является точкой в конце предложения, не просто заключающей, но и стирающей все, что ей предшествовало? Если на вашем компьютере нет кнопки "сохранить" и в миг, когда вы закончите набирать, жизнь дернет за рычаг и все набранное будет стерто?

Я чувствовал, как паника нарастает, когда парень снова спросил меня:

- Пожертвуете на спасение Колокола Свободы?

- С чего мне желать спасти клятый Колокол Свободы?!

Для меня в этом не было смысла. Это был один из тех поступков, что мы совершаем, считая, что обязаны. Я едва мог найти причину и себя-то спасти. И в этот краткий миг ясности "почему?" стало "почему нет?".

Импульс к насилию, бурливший во мне, был противоположен всему, что я позволял себе чувствовать прежде. Внезапная и изнурительная экзистенциальная тревога, поглотившая меня от его глупого вопроса, уступила мизантропичному нигилизму, ненависти ко всем созданиям, живущим и дышащим под властью той же дихотомии. И так отчаянно цепляющимся за жизнь, которую неизбежно потеряют. Я хотел пробудить их всех. Этот мелкий баран с его брошюрами и флаерами стал бы моим первым обращенным.

Я врезал ему еще до того, как решил это сделать. Мой кулак столкнулся с его челюстью с влажным, мясистым "Шмяк!", и его колени задрожали, но он не упал. Разочарованный, но возбужденный, я заехал ему по кумполу хуком слева, так что глаза заплясали в черепушке, как мячики. Он ударился о бетон с такой силой, что череп треснул, и кровь забила из раны фонтаном. Все, как могли, старались не замечать, как я тащил его в переулок. Когда я начал срывать с него одежду, было несколько слабых протестов, но никто не решился вмешаться настолько, чтобы попытаться меня остановить, рискуя опоздать на работу. Я слышал, как несколько сотовых звонят в 911 и люди поспешными шепотками описывают то, что я пытался сделать с потерявшим сознание активистом, попутно стараясь вспомнить, на какой они улице.

Я сорвал его нижнее белье, разорвал его надвое и уставился на его дряблые ягодицы. Потом схватил их и развел пошире, обнажая сморщенный анус. В нем не было ничего особо привлекательного. Но все равно я чувствовал нарастающий стояк, торопливо набухающий от перспективы нарушить табу прямо здесь, открыто, на глазах у стада пораженных свидетелей. И потом, ради удовольствия, я входил в гораздо менее привлекательные дырки, чем эта. Да, все они были женскими, и это был шаг в совсем ином направлении, но парнишка был прав в своих дебильных лозунгах. "Я трахаюсь ради оргазма, а не зачатия". Так почему я должен трахать девушку, но не этого уродца? В смысле, почему нет?

Я вытащил член, смазал его слюной, потом плюнул на большой палец и воткнул его в задницу парнишки. Он начал приходить в себя и вздрогнул от этого вторжения. Вытащив палец, я нацелил член ему меж ягодиц и приготовился вогнать до отказа, пока толпа то подбадривала меня, то проклинала. Он очнулся, взвизгнув, когда мой член растянул его кишки.

Его отчаянные попытки сбежать, его крики и слезы так меня распалили, что сперма выстрелила почти мгновенно. Слыша приближение сирен, я натянул штаны и припустил по переулку, прыгая через ограды, оставив политкорректного уродца далеко позади до того, как в переулок вошел первый коп.

* * *

Я остановился поссать. Взяв пример с киников древности, так презиравших общественную мораль, что испражнялись на публике, я стащил штаны среди улицы и облегчил нутро с обоих концов. Не найдя доводов против, я бросил там свои штаны с бельем и пошел прочь. Случайный ветерок, налетавший в тот влажный день, щекотал мне яйца, возвращая сталь эрекции. Я шел по улице, помахивая им на ветру, вызывая вздохи изумления и хмурое отвращение. Я забавлялся зрелищем того, как старухи и юные девушки бранили и проклинали меня или хихикали и хмыкали, когда я проходил мимо, оскорблялись или смущались моей наглой обнаженности.

Я шел за юной домохозяйкой от самого рынка, мастурбируя на утонченные покачивания и виляния ее роскошного зада. Яростно надрачивал себе, представляя, как вгоняю свой набухший орган меж этих сладострастных ягодиц. К счастью для нее, я достиг оргазма раньше, чем она дошла до дома. Но я бы за ней вернулся.

Был почти закат, когда я, наконец, притащился домой и лег отдохнуть. Мой разум все еще обдумывал все верования и убеждения, так долго сковывавшие его, я размышлял о том, скольких возможностей лишали меня эти ограничения. Мне стало интересно, могу ли я летать.