Книга аэда

Он в замешательстве стоял на торговой дороге, пересекавшей пустошь, ведущую мимо меловых гор. Вдруг к нему подлетел воробей, опустился и сделал несколько прыжков, словно приглашая следовать за собой. Воробей… Дурной знак, но иных не было.

Он пошел за птицей, и вот она свернула с пути к Южным меловым горам. Сердце ульмийского царя бешено колотилось – Нардх понял, куда воробей его ведет. Он не хотел туда, каждый шаг давался труднее предыдущего, но воробей неумолимо вел его в то проклятое место, куда он семнадцать лет назад зарекся возвращаться …

Нардх приблизился к одной из скал. Сейчас она ничем не отличалась от прочих, но семнадцать лет назад в ней прорубили пещеру, а вход завалили так, чтобы никто не вышел и не зашел. За годы насыпь сгладилась и уже вовсе не походила на творение рук человеческих.

Воробей исчез. Около заваленного входа Нардх обнаружил кирку. Он взял инструмент и ударил по завалу. Потом еще несколько раз. Камни посыпались, освобождая проход.

В пещере оказалось светло: альгирдовый свет исходил от стен. Нардх вступил внутрь. Его естество сопротивлялось, но все та же сила толкала его вперед, а ему оставалось лишь бессильно наблюдать со стороны, как будто тело больше ему не принадлежало.

Царь миновал длинный узкий коридор, уходивший вниз, и дошел до кельи, в которой семнадцать лет назад оставил умирать свою падшую дочь.

Меловые стены кельи стали альгирдовыми – так Кшартар называл этот ядовито-зеленый камень Извне. Но не на альгирд смотрел великий царь, Смертный Брат Шести… У дальней стены кельи, опустив руки вдоль складок белого ритуального одеяния, стояла молодая женщина. Его Кшалла, которой выпал жребий носить имя Даэрры Атальпас, когда началась ее десятая весна. И первое отступничество совершил тогда он, Нардх, потому что сохранил в своем сердце имя, данное ей при рождении. Может, это его следовало замуровать живым, может, преступно упрямая память его сердца о любимой дочери не позволила той вверить свою жизнь Шести и посвятить им свою смерть… Он не смог пожертвовать даже памятью о ее человеческом имени, а требовал, чтоб она пожертвовала своим дыханием …

Приблизившись к ней, царь замер от ужаса: перед ним стояла точно его дочь, но глаза ее, глядящие на него и сквозь него одновременно, были альгирдовые…

– Кшалла, – выдохнул Нардх.

– Я ждала тебя, отец, – вырвался родной низкий голос, пленявший слух многих юношей. – Я ждала, чтобы напомнить о царском слове и о царском долге…

– Я не понимаю…

– Не обманывай себя. Ты не выполнил до конца ни отцовский долг, ни царский. И завтра ты совершишь последний выбор: завтра ты должен решить, кого принести в жертву – царя или человека.

– О чем ты, дочь моя?

– Царь или человек, Нардх! Один из них неминуемо умрет, и тебе решать кто! Тебе! Не Атальпас! – Голос Кшаллы набирал силу, отражаясь от стен и заполняя все пространство.

Когда замер последний звук, Кшалла рассыпалась на стаю воробьев, и Нардх проснулся.

* * *

Ночь складывала исчерна-звездные крыла, уступая небо шестикрылому белому орлу, на котором Хранитель облетал Ханшеллу, держа фонарь Правды и Жизни, названный смертными солнцем.

Нардх мучительно вслушивался в себя. Царское чутье молчало, и исход поединка оставался темен. Умрет либо царь, либо человек… Нардх не сомневался, что в этих словах суть послания Сна Извне, но значение его было туманным и неясным.

– Мой царь, время… – в покои спального теуна вступил первый халит, Джарс из рода Мерханнов.

Нардх обреченно посмотрел на Джарса. Тот, поймав взгляд и истолковав его превратно, склонился еще ниже.

– Твой внук – Сакхара. Кровь орла течет в его жилах. Но крылья еще не оперились, а глаза еще слепы, мой царь!

Нардх хотел было объяснить, что не поражения он боится, что он не понимает, чего от него желают Атальпас и какой выбор он должен сделать, но махнул рукой. Если он, Смертный Брат Атальпас, не знает, как толковать Сон Извне, что может знать халит, пусть даже и первый…

* * *

Храм Атальпас уже полнился зрителями. Все жители великого Ульма пришли свидетельствовать поединок между царем и его преемником, между прошлым и возможным будущим. Храмовые сражения между правителем и претендентом на царство случались раз в несколько поколений, и отцы и деды ныне живущих ульмийцев не видели ничего подобного.

Нардх ждал часа в царской тальпе, выдолбленной под ареной. Напротив него, согласно обычаю, сидел Вальдерас, а Круг шести халитов возносил молитвы Атальпас, чтобы они рассудили, какая жертва им угоднее и какому царю вести корабль царства по волнам Вечной Ульмы Времен.