Азиз оказался достаточно умен, чтобы понять, какие возможности и опасности сулит новая должность. Он мечтал дорваться до власти с того самого момента, когда впервые ощутил ее пьянящий вкус во время войны, но при этом принц понимал, что сперва должен показать, на что годен. Азиз не был семи пядей во лбу — умом он скорее пошел в дядю, нежели в своего выдающегося отца. Однажды Паладон ужасно меня разозлил, заявив, что наша академия, состоящая из трех человек, на деле состоит из двух, что же касается Азиза, то он пребывает в ней просто за компанию. Мы ненадолго поссорились, и я из-за этого очень переживал. Мне было особенно тяжело, потому что я понимал — Паладон отчасти прав. При этом Азиз был не дурак. Как и многие принцы, он научился лукавить и очаровывать, что блестяще продемонстрировал на торжественной встрече, посвященной его вступлению в должность. В своей речи он умудрился польстить буквально каждой знатной особе в зале. Кроме того, он научился безошибочно чувствовать, что именно наиболее выгодно лично ему.
Итак, первые несколько месяцев он просто выжидал, что оказалось достаточно простой задачей. Благодаря стараниям Салима государственный аппарат, который унаследовал Азиз, работал сам по себе и практически не требовал вмешательства. Сокровищница была полна, чиновники толковы и трудолюбивы, а невысоких налогов с лихвой хватало на все расходы. Азиз понял, что если поначалу не станет ничего менять, то уже одним этим заслужит уважение. Свое честолюбие он на время решил скрыть под личиной кротости и смирения. Он с уважением выслушивал помощников Салима и практически никогда с ними не спорил. Мишкат процветал, как и прежде. На базаре часто стали повторять, что старый визирь, не желая бросать на произвол судьбы свой народ, оставил после себя тень, принявшую облик его сына.
Всего через полгода Азиз почувствовал себя достаточно уверенно. Принц назначил нового финансового советника, о чем я узнал от эмира, когда массировал ему спину.
— Сейчас я тебя, Иосиф, обрадую, — пробурчал он. — Знаешь, кто теперь будет распоряжаться нашими сокровищами? Иудей. Затея моего внучатого племянника, причем, надо сказать, не такая уж плохая. Его зовут Ефрем. Он из Севильи. Знаешь такого? Он ссудил Салиму деньги на строительство мечети. Условия отличные. С нынешними налогами мы запросто выплатим все вместе с процентами. Ай, больно! Молодец, нашел точку. Там и массируй. Вот спасибо тебе, Иосиф. Так гораздо лучше. Ну вот, Ефрем произвел на Азиза весьма благоприятное впечатление. Он считает, что Ефрем сможет нам помочь и с другими делами. Умно. Нам в казначействе нужны сообразительные люди. К деньгам нужен творческий подход… Нет, теперь чуть ниже… Вот так, спасибо… Вы, иудеи, с деньгами на короткой ноге. Я одобрил его назначение. А ты что скажешь?
Я поддакнул эмиру, решив, что назначение казначеев не моего ума дело, да и вообще был занят своими невеселыми мыслями. В тот момент я еще не успел прийти в себя после внезапной смерти отца в результате эпидемии инфлюэнцы, прокатившейся по бедным районам города в прошлом месяце. Когда я узнал о его болезни, предпринимать что-либо оказалось поздно. Я был так занят врачеванием обитательниц гарема, страдавших от простуд и насморков, что не удосужился прочесть записку от матери, которую она прислала в особняк Салима. Когда я добрался до постели отца, уже ничего нельзя было сделать. Я лишь держал в объятиях исхудавшего, измученного болезнью родителя, пока он умирал.
Мать, как могла, пыталась утешить меня.
— Самуил, ты просто не представляешь, как много для него значило, что в последние мгновения ты был рядом с ним.
— Я должен был прийти раньше, — глухо ответил я.
— Нет, Самуил. Мы все прекрасно знаем, как тебе тяжело. У тебя во дворце столько важных дел. Бог знает, как тебе удавалось так часто навещать нас. Да, это дорогого стоит, но я не удивлена. Ты всегда был добрым, хорошим мальчиком. Твой отец знал, как сильно ты его любишь. Да и как иначе? А все ваши разговоры с ним об астрологии, снадобьях, делах при дворе, о принце Азизе… Всякий раз, как ты приходил к нам, он будто молодел. А потом, после того как ты уходил, он раз за разом повторял все то, что ты ему рассказывал. Твердил каждому встречному, какой ты молодец, что ты добился всего, о чем он мог только мечтать. Как же он тобой гордился! Попробуй только хоть пол слова худого про тебя сказать! Знаешь, как он на меня накидывался, когда я начинала жаловаться на то, что редко тебя вижу? Но я все-таки мать, я имею право быть немного эгоистичной, — усмехнулась она. — Как-то однажды Илия сказал, что ему надоело слушать рассказы твоего отца о тебе. Он обвинил отца в том, что тот забыл о Священном Писании. Твой родитель схватил пророка за бороду, пинками выпроводил из дома, а следом за дверь выкинул и его посох. Смотрел, как оскорбленный Илия возносится на небо, и кричал ему в спину ругательства. Это было много лет назад. С тех пор пророк ему больше не являлся. Да он был уже больше и не нужен отцу, правильно? Ведь у него был ты.