Книга Астрид (СИ)

— Какой номер дела? — я говорю ему номер. — Ее нужно отнести в Комнату Записей B, — говорит он. — Я могу отнести. Технически, только охранники могут войти туда. В следующий раз просто дайте нам знать, и мы будем рады помочь.

— Спасибо, — говорю я и протягиваю ему папку. — Простите, что не следовала

протоколу. До сих пор учусь.

— Нет проблем, — говорит Эрет.

— Теперь вы можете указать мне направление к лестнице? В противном случае, я буду бродить здесь несколько дней.

Эрет улыбается и кивает вперед.

— Она там.

— Спасибо. Проведи выходные с пользой, — я практически бегу к лестнице и только там решаюсь отдышаться. Есть одно преимущество в том, что я теперь Хеддок — очень легко

обманывать людей. Они думают, что если я изменила фамилию, значит, я такая же, как и они. Как будто несколько недель могут изменить мышление.

Я быстро иду к рынку, чтобы успеть до закрытия. Здесь меньше народу, чем в прошлый раз, но я теперь еще больше на виду. Все смотрят на меня, и это раздражает.

Человек со специями уже начинает собираться, но я хватаю со стола банку какого-то варенья и показываю ее ему.

— Я хочу купить ее.

Он смотрит на меня.

— Три чека.

У нас больше нет наличных, после войны. Людям платят чеками. Женщинам, которые не работают, а это подавляющее большинство женщин в западном крае с детьми выдается

ежемесячное пособие.

— Ладно, — я достаю из сумки три чека и кидаю из на прилавок.

— Вам нужен мешок?

— Нет, — я кладу банку в сумку.

— Что-нибудь еще? — спрашивает человек.

Я гляжу вокруг. Никого нет поблизости.

— Скажите ей, что я нашла, где оно хранится, — тихо говорю я и ухожу, не оборачиваясь.

Я чувствую эйфорию, пока иду домой. Я представляю лицо Кэтрин, когда мое сообщение будет доставлено. Это ничего не значит для продавца специй, но это многое значит для Кэтрин.

Она расскажет моему отцу, и они оба будут довольны, что я смогла.

Но чем ближе я дохожу до дома, тем быстрее эйфория исчезает. Потому что доказывая себе, своему отцу, что я могу достичь цели, я забыла про Иккинга. Я узнала, где храниться оружие, а это значит, что отец стал на один шаг ближе к убийству Президента и Иккинга. Я верю в моего отца.

Но я начинаю понимать, что есть разница между позволением кому-то умереть и убить кого-то своими руками.

Гостиная и кухня пусты, когда я возвращаюсь домой, а на газу стоит кастрюля с куриным бульоном. Дверь на веранду открыта, и я вижу Иккинга, сидевшего на одном из плетеных диванах.

— Привет, — говорю я и кладу свою сумку на пол сажусь напротив него, скрестив ноги.

Иккинг поднимает на меня взгляд.

— Тяжелый день? — спрашивает он.

— Да.

— Два подряд.

Я киваю. Я балансирую на грани слез, но я не могу сказать причину. У меня вдруг

появилось яростное желание сказать человеку, что я пошутила, чтобы он не передавал сообщение Кэтрин.

— Мне жаль, что мы поругались, — говорю я. — Прошлой ночью.

Иккинг поднимает брови и слегка улыбается. Так же он улыбнулся Кэтрин в день свадьбы.

Это настоящий Иккинг: меньше совершенства, больше тепла.

— Это не ссора. Мы же не подрались, — он улыбается, но в его глазах грусть. Я

вспоминаю его мать, и думаю, что он рос в холоде. — Но я сожалею о том, что я сказал о твоем отце.

— Я не полная идиотка, — говорю я. — Я думаю об альтернативах, если все изменится в западном крае.

Иккинг спускает ноги с дивана и садится лицом ко мне.

— Я никогда, ни на секунду, не считал тебя идиоткой, Астрид.

— Ты тоже слушаешь своего отца, не так ли? — спрашиваю я.

Иккинг смотрит вниз на свои сложенные руки, потом опять на меня.

— Иногда. Я думаю, что это из-за того, кто мы… сын президента и дочь основателя… —он закатывает глаза, заставляя меня улыбаться. — Это вдвойне важно, чтобы мы имели свое

мнение. Мы не наши родители. Мы не должны соглашаться со всем, что они говорят.

— А что, если я согласна с отцом? — спрашиваю я, потому что мне кажется, что я должна подтвердить веру в своего отца.

— Тогда отлично, — говорит Иккинг. — Но я думаю, что легко попасть в ловушку, думая о том, чьи мы дети. Мы по-прежнему вольны выбирать, кем мы хотим быть.

— Правда? — спрашиваю я. — Потому что я не смогла ничего выбрать, — всю свою жизнь мой отец и Кэтрин решали за меня все. Любое несогласие с моей стороны было воспринято как нелояльность. Отец решил, что я выйду за Иккинга и определил этим всю мою жизнь.

Иккинг принимает мой сарказм как должное.

— Ну, очевидно, множество вещей вне нашего контроля, — он крутит на пальце

обручальное кольцо. — Но никто не может контролировать то, кем мы становимся.

— А кем ты хочешь стать? — с интересом спрашиваю я, но мой голос звучит так, будто я насмехаюсь. Я смотрю на ноги, пытаясь скрыть свое смущение.

Иккинг смотрит на меня.

— Кем-то честным. Кем-то, кто поступает правильно. Тем, кто следит за своим сердцем, даже если он разочаровывает людей, — он делает паузу. — Кем-то храбрым.

Мальчик, который не хочет лгать, женился на девушке, которая не может сказать правду.

Если Бог существует, то у него странное чувство юмора.

— А что насчет тебя? — спрашивает Иккинг. — Кем хочешь быть ты Астрид, Хофферсон или Хеддок?