— Но у него есть лучшее решение? — спрашивает она, поднимая брови. Она не дает мне возможности ответить, проходя внутрь.
Мы в небольшом зале. Напротив есть дверь с окошком, а возле нее стоит охранник.
— Привет, Эрет, — говорит Хеддер. — Мы здесь, чтобы взять заключительное интервью.
— Мы готовы, — говорит Эрет. Он едва смотрит в мою сторону. — Они сказали мне, что ты будешь с утра, так что я уже позвал первого. Лэйрд, Марк.
Хеддер протягивает мне руку, и я перебираю стопку папок в руках, чтобы найти нужную.
Я привыкла к эффективности Хеддер, которая иногда может граничиться хамством.
— Ладно, — говорит она мне. — В этот раз, смотри и учись. Ты будешь делать это сама совсем скоро.
— Я буду здесь, — говорит Эрет.
Хеддер кивает и открывает дверь. Там маленькая комната, в которой едва хватает места для трех складных стульев. Один прикручен к полу.
Я не могу сказать, чего я ожидала, но парень, сидящий на этом стуле выглядит ненамного старше меня. Я бы предположила, что он младше Иккинга, но я смотрю в файл в руках Хеддер и
вижу, что ему двадцать два.
Он улыбается нам и машет свободной рукой, другая была в наручниках.
— Привет. Я уж начал думать, что вы забыли обо мне.
У него светлые волосы и большие голубые глаза. Его щеки красные, как спелые яблоки. Он напоминает мне куклу, с которыми мы с сестрой играли в детстве. Он привлекателен.
Хеддер садится на стул напротив него, и я сажусь рядом.
— Марк, — говорит Хеддер. — Полагаю, ты знаешь, почему ты здесь.
— Вам нужно все проверить все, прежде чем меня выгонят.
— Да, — Хеддер что-то записывает в файле. Она спрашивает у него о его семье и о всем, что было в папке.
— У меня… У меня будет шанс попрощаться с моей семьей? — спрашивает он.
— Да, — говорит Хеддер. — Мы сообщим тебе, когда.
Марк кивает.
— Я хочу поговорить с кем-нибудь, — говорит он. — Хоть с кем-нибудь, я могу
объяснить…
— Вас осудили, мистер Лэрд, — говорит Хеддер. — И судья признал вас виновным. Тут нечего обсуждать.
— Но Вы не можете просто выгнать меня! — говорит он, повышая голос. Все мое тело напрягается, но Хеддер по-прежнему невозмутима. Она, наверное, слышала эти мольбы и игнорировала их каждый раз, когда входила в эту комнату. Мысль об этом заставляет меня хотеть блевать.
— Если вы успокоитесь, — говорит она, — я пройду процедуру твоего освобождения с тобой.
— Освобождения? — его голос срывается и он истерично смеется.
— Это не освобождение. Это смертный приговор.
— Хорошо, — говорит Хеддер, закрывая папку. — Если ты не понимаешь, значит, мы закончили. Попробуем еще раз завтра.
Она идет в сторону двери. Я иду за ней, но Марк наклоняется вперед и хватает мое запястье.
— Пожалуйста, — говорит он. Пожалуйста, помогите мне.
Я вырываю руку и смотрю на него. Я знаю, что должна отреагировать на боль в его голосе, но что-то плавает в глубине его глаз — расчетливое лукавство, от которого мурашки по коже.
Хеддер держит открытой дверь и я выхожу, учащенно дыша.
— Все хорошо? — спрашивает Эрет.
— Он схватил ее, — говорит Хеддер. — Но все в порядке, да?
Я киваю, скрестив руки на груди. Эрет идет в комнату к Марку, а Хеддер начинает идти вперед.
— Давайте немного отдохнем, — говорит она.
— Он был прав, — говорю я. Она поворачивается и смотрит на меня. — Ты играла в слова с ним. Это смертный приговор.
Хеддер смотрит на меня, облизывает губы и снова подходит ко мне.
— Нет, я не играла, — говорит она. — Он будет жив, когда мы его отпустим. И если он хотя бы наполовину умен так, как он думает, он сможет выяснить, как остаться в живых.
Я качаю головой.
— Ты знаешь, что это неправда. Он умрет там. Никто не заслуживает…
— Ты знаешь, что он сделал? — спрашивает Хеддер. Ее голос тихий, но твердый. — Он изнасиловал девятилетнюю девочку. Вырезал свое имя на ее животе, чтобы оставить ей
напоминание об этом на всю жизнь.
У меня переворачивается желудок, и к горлу подкатывает желчь. Я отворачиваюсь и смотрю на свою руку, которую он трогал. Я хочу вымыть кожу горячей водой. Я не позволяю себе
думать о маленькой девочке, которая никогда не сможет сделать то же самое.
Хеддер наклоняется ближе.
— Что ты предлагаешь с ним делать, Астрид? Мы должны его отпустить? Держать его здесь вечно, кормить его в течение зимы, когда мы сами едва можем прокормить себя? Давать ему
лекарства, которые могли бы помочь детям? — она пихает папку Марка Лэйрда мне в грудь. Я беру ее онемевшими пальцами. — Лично я думаю, что он заслуживает еще худшего.
Я иду домой злая и даже не знаю, почему. Мой отец никогда не говорил, что люди за забором совершили ужасные вещи. И Хеддер права — Марк заслуживает худшего. Но я все
равно чувствую себя обманутой отцом. «Мы можем любить наши семьи, не доверяя всему, что они говорят нам». Слова Иккинга всплывают в моей голове и я понимаю, что он прав.
Иккинг находится в кухне, когда я вхожу в дом, он готовит котлеты из фарша.
— Привет, — говорит он, и я бросаю свою сумку на диван. — Как пленные?
Я стою в дверях кухни, так же, как и на второй день после нашей свадьбы. С тех пор мало что изменилось. Мы не спим вместе, но делимся секретами. Я больше не так неуверенна в себе.