Книга Балтиморов

Десять месяцев я заново писал нашу историю и залечивал раны своих кузенов. Роман о кузенах Гольдштейнах был окончен в канун Дня благодарения 2005 года, спустя ровно год после Драмы.

В финальной сцене романа Гольдштейны, Гиллель и Вуди, ехали на машине из Монреаля в Балтимор. Останавливались в Нью-Джерси, подхватывали меня, и дальше мы катили вместе. В Балтиморе, в великолепном, сияющем огнями доме нашего возвращения ждала неизменная, верная себе пара — дядя Сол и тетя Анита.

48

Тем летом 2012 года благодаря волшебству романа я снова обрел их, как семь лет назад.

Однажды, около часа ночи я, не в силах уснуть, сидел на террасе. Жара стояла тропическая, несмотря на ночное время, но на улице, под баюкающий стрекот цикад, мне было хорошо. Я открыл тетрадь и стал писать ее имя. Этого было довольно — она возникла передо мной.

— Тетя Анита, — прошептал я.

Она улыбнулась и ласково приподняла руками мое лицо:

— А ты все такой же красавец, Марки.

Я встал и обнял ее:

— Как же я давно тебя не видел. Мне тебя ужасно не хватает.

— Мне тебя тоже, мой ангел.

— Я пишу книгу о вас. Книгу о Балтиморах.

— Знаю, Марки. Я пришла тебе сказать, чтобы ты перестал терзаться прошлым. Сначала книга о кузенах, теперь книга о Балтиморах. Тебе пора писать книгу о своей жизни. Ты ни в чем не виноват, и сделать ты ничего не мог. Если кто и повинен в хаосе, в который превратилась наша жизнь, то только мы, Маркус. Мы одни. Каждый сам отвечает за свою жизнь. Мы несем ответственность за то, что с нами происходит. Маркус, дорогой мой, племянник мой, ни в чем — слышишь? — ни в чем из того, что случилось, нет твоей вины. И ни в чем нет вины Александры. Довольно призраков, пусть они уходят.

Она встала.

— Куда ты? — спросил я.

— Мне пора.

— Почему?

— Меня ждет твой дядя.

— Как он?

Она улыбнулась:

— Прекрасно. Говорит, что всегда знал, что ты напишешь о нем книгу.

Она улыбнулась, помахала мне рукой и растворилась в темноте.

49

Роман вышел в 2006 году, и его оглушительный успех вернул мне обоих кузенов. Они были повсюду: в книжных магазинах, в руках читателей, в автобусах, в метро, в самолетах. Они неотлучно сопровождали меня на протяжении всего промотура по стране, который последовал за выходом книги.

От Александры по-прежнему не было никаких вестей. Но я видел ее бессчетное количество раз, хоть она об этом и не знала. Ее карьера стремительно шла вверх. В 2005 году ее первый альбом продолжал победное шествие в рейтингах, к декабрю было продано уже полтора миллиона экземпляров, а главный хит в конце концов поднялся на первое место во всех американских чартах. Почти одновременно с моей книгой у нее вышел второй альбом. Это был абсолютный триумф. Публика и критики были единодушны.

Я любил ее, как прежде. И, как прежде, восхищался ею. Регулярно ходил на ее концерты. Укрывшись в темноте зала, среди тысяч других безымянных зрителей, шевелил губами в такт ее губам, повторяя слова песен, которые знал наизусть: большая их часть была написана в нашей квартирке в Нэшвилле. Я спрашивал себя, там ли она теперь живет. Наверняка нет. Конечно, переехала в тот уютный пригород Нэшвилла, куда мы в свое время ходили полюбоваться домами и выбрать тот, в котором однажды будем жить.

Чувствовал ли я угрызения совести? Разумеется. Я измучился до смерти. Когда она выходила на сцену, я закрывал глаза, чтобы только слышать ее голос, и возвращался мыслями на годы назад. Вот мы стоим посреди кампуса университета Мэдисона, и она тянет меня за руку. Я спрашиваю:

— Ты уверена, что нас никто не увидит?

— Да нет же! Пошли, говорю!

— А Вуди с Гиллелем?

— Они в Нью-Йорке, у моего отца. Не беспокойся.

Она распахивала дверь свой комнаты и вталкивала меня внутрь. Постер по-прежнему висел на стене. Как в Нью-Йорке. Будь благословен Тупак, вечный наш сводник. Я бросал ее на кровать, она хохотала. Мы прижимались друг к другу, и она шептала, сжимая ладонями мое лицо:

— Я люблю тебя, Маркикетик Гольдман.

— Я люблю тебя, Александра Невилл.

Тогда же, в 2006 году, дядя Сол переехал в дом в Коконат-Гроув, купленный после продажи «Буэнависты», и я стал регулярно наведываться в Майами.

Дядя Сол жил в полном достатке. Деньги от продажи дома в Хэмптонах он очень выгодно вложил в акции. Чтобы чем-то себя занять, он ходил в разные читательские клубы, посещал все лекции в соседнем книжном магазине и ухаживал за манговыми и авокадовыми деревьями.

Но так продолжалось недолго. Как и у многих других американцев, финансовое благополучие дяди кончилось в октябре 2008 года, когда мировую экономику потряс так называемый ипотечный кризис. Рынки обвалились. Инвестиционные банки и хеджевые фонды рушились один за другим, теряя деньги всех своих клиентов. Богатые еще вчера люди внезапно оставались ни с чем. Так случилось и с дядей Солом. Еще первого октября 2008 года его портфель акций оценивался в шесть миллионов долларов: за столько он продал свой дом в Хэмптонах. В конце месяца он стоил всего шестьдесят тысяч.