Я узнал об этом, когда навестил его в начале ноября, ближе к Дню благодарения, который ни он, ни я больше не праздновали. Я нашел его в глубоком отчаянии. Он потерял все. Продал свою машину и разъезжал теперь на старенькой, еле живой «хонде-cивик». Считал каждый доллар. Хотел продать дом в Коконат-Гроув, но и дом теперь стоил гроши.
— Я за него заплатил семьсот тысяч долларов, — сказал он агенту, который пришел его оценить.
— Месяц назад вы бы его продали еще дороже, — ответил агент. — Но сейчас всему конец. Недвижимость рухнула окончательно.
Я предложил ему помощь. Я знал, что ему предлагали помочь и бабушка, и мои родители. Но он не собирался сидеть сложа руки и дать жизни себя сломить. И тогда я понял, что именно это меня в нем и восхищало: не его финансовое или социальное положение, а то, что он был боец, каких мало. Ему надо было зарабатывать на жизнь, и он начал искать работу, любую.
Ему подвернулось место официанта в шикарном ресторане в Саут-Бич. Работа была тяжкая и для него физически нелегкая, но он готов был преодолеть все. Все, кроме унижений, которым постоянно подвергал его патрон, его вечных криков: «Что ты копаешься, Сол! Поворачивайся, клиенты ждут!» Однажды он в спешке разбил тарелку, и ее стоимость вычли из его заработка. В один прекрасный вечер, не стерпев, он взял и уволился: швырнул фартук на пол и выбежал из ресторана. Он бродил по пешеходным улицам Линкольн-роуд-молла, а потом сел на скамейку и зарыдал. Никто не обращал на него внимания. Его отчаяние тронуло только громадного чернокожего парня, который, напевая, прогуливался поблизости.
— Меня зовут Сикоморус, — сказал парень. — А у вас, похоже, дело неладно…
Сикоморус тогда уже работал в «Хоул Фудс» в Корал-Гейблс. Он рассказал Фейт про дядю Сола, и та нашла ему место у касс супермаркета.
50
В тишине и покое Бока-Ратона моя новая книга с каждой неделей продвигалась вперед.
Зачем я сейчас, летом 2012 года, позвал в свои мысли Балтиморов? Чтобы заново пережить прошлое или чтобы поговорить об Александре?
Лео по-прежнему внимательно следил за моей работой. Написав несколько страниц, я давал ему почитать. В начале августа он спросил:
— Почему вы пишете эту книгу, Маркус? Вы ведь уже написали первый роман о своих кузенах.
— Тут другое, — объяснил я, — это книга о Балтиморах.
— Книга-то, может, и другая, но для вас по сути ничего не изменилось, — заметил Лео.
— Что вы имеете в виду?
— Александру.
— Боже милостивый, вот еще только вас тут не хватало!
— Сказать вам, что я думаю?
— Нет.
— А я все-таки скажу. Если бы Балтиморы еще жили на этом свете, Маркус, они бы хотели, чтобы вы были счастливы. И для вас настало время быть счастливым. Еще не поздно. Поезжайте к ней, попросите прощения. Начните свою жизнь сначала, вместе. Не будете же вы всю жизнь ждать! Не будете всю жизнь ходить на ее концерты и думать, как все могло бы быть! Позвоните ей. Поговорите с ней. Вы же в глубине души сами знаете, что она только этого и ждет.
— Поздно, — отозвался я.
— Нет, не поздно! — отчеканил Лео. — Никогда не бывает слишком поздно.
— Я все думаю, если бы Александра мне сказала, что собираются сделать кузены, они сейчас были бы живы. Я бы им помешал. Они бы не умерли. Не знаю, сумею ли я когда-нибудь ее простить.
— Если бы они не умерли, — очень серьезно сказал Лео, — вы бы так и не стали писателем. Чтобы вы нашли себя, им надо было уйти.
Он вышел из комнаты, оставив меня в задумчивости. Я закрыл тетрадь. Передо мной лежало фото нашей четверки, с которым я теперь не расставался.
Я взял телефон и набрал ее номер.
В Лондоне был поздний вечер. По ее голосу я почувствовал, что она рада моему звонку.
— Долго же ты собирался мне позвонить, — сказала она.
В трубке слышался какой-то шум.
— Я не вовремя? — спросил я. — Могу перезвонить позже, если хочешь.
— Нет-нет, просто я в Гайд-парке. Прихожу сюда каждый день после студии. Тут есть маленькое кафе у озера, очень уютное место.
— Как твой диск?
— Неплохо, продвигается. Я довольна результатом. А как твоя книга?
— Хорошо. Это книга про нас. Про кузенов. Про то, что произошло.
— И какой конец у твоей книги?
— Не знаю. Я ее еще не закончил.
Мы помолчали, а потом она сказала:
— Все было не так, как ты думаешь, Маркус. Я тебя не предавала. Я хотела тебя уберечь.
И она рассказала мне, что произошло вечером 24 октября 2004 года, когда Вуди последние часы был на свободе.
В тот вечер она пошла с Гиллелем и Вуди прогуляться по Оук-Парку, а мы с дядей Солом остались готовить барбекю.
— Алекс, — сказал Вуди, — нам надо что-то тебе сказать. Я завтра не сяду в тюрьму. Я собираюсь бежать.
— Что? Вуди, ты сошел с ума!
— Наоборот. Все продумано. Меня ждет новая жизнь на Юконе.
— На Юконе? В Канаде?
— Да. Скорее всего, мы с тобой видимся последний раз, Алекс.
Она заплакала:
— Не делай этого, умоляю тебя!
— У меня нет другого выбора, — сказал Вуди.
— Конечно же есть! Ты можешь отсидеть свой срок. Пять лет пройдут быстро. Тебе еще тридцати не будет, когда ты выйдешь!
— Я не выдержу тюрьмы, мне не хватит мужества. Наверно, я совсем не такой сильный, каким меня все считали.