Книга Белого

На этом месте – рукопись обрывалась.

Я сделал из этого плотно исписанного листа бумажный самолётик и запустил его в окно. Если он не желает меня видеть – то имеет на это полное право. С какой это стати он должен делать что-либо, если сам этого не хочет?! Не должен. И всё равно…

Я дошел до границы в полном одиночестве – только шум машин и ветер были моими спутниками. С рюкзаком наперевес – я отправился в степь. Я не мог больше выносить всё это. Просто не мог. Я не хотел быть с другими – а быть с драконом у меня не получилось. Поэтому, я ушел – просто так, не предупредив никого – даже себя. Ничего никому не объясняя – я и не должен этого делать.

Дойду ли я до той стороны поля или вечно буду скитаться по нему, не имея ни единого шанса выбраться?

Целую вечность плюс один час я шел по морю травы. Но я верил, что когда-нибудь, я смогу добраться до берега. Я ночевал в спальном мешке под звёздами. Не повезло – дождей так и не было. Я ел сушенное мясо и фрукты, запивая их чаем. Я шел каждый день, почти не делая привалов, доводя себя до истощения, а затем – лишь ускорял свой шаг. И не смотря на это – я никогда не спешил. Я стремился усталостью прогнать навязчивые мысли из своей головы. И вот, я смог дойти до окружной дороги города. Он был не такой большой как мой, но всё равно – довольно внушительных размеров. Так и закончилось моё долгое и короткое путешествие по степи, отменившее мой собственный миф о том, что она – бескрайня. Я дошел до своего берега – здесь я и сойду. Может быть, смогу забыть себя. Я стану другим: более лёгких и более прочных.

Так прошло ещё четыре года. Не скажу, что я был счастлив. Как ни крути – а человек и в раю найдёт, на что подать жалобу. Я жил в общежитии рядом с самими низкими из каст. Больше всего досаждало то, что не смотря на всё моё отвращение к людям с узким кругозором, которые не способны самостоятельно изменить картину своего мира и думающих только о бутылке – в скором времени, я осознал, что совсем неплохо чувствуя себя в их компании. Я стал заметно больше пить и курить; я совсем перестал брезговать междометиями. Единственным, что спасало меня от культурного дна, была моя работа на полставки, но на полный рабочий день в еспрессо-баре с ультрасовременным декором. Можно было полдня умиляться зелёной траве, росшей из стальных горшочков. В промежутках от заказов на чашку другую, я доставал дешёвый блокнот и мелким подчерком хозяйской ручкой, экономя бумагу, писал рассказы – часто, по четыре штуки в день.

Я скрывался в своей крепости духа от всего самого низкого, что есть в этом мире и что начинаешь видеть, только оказавшись на дне. Литература – в практическом плане – вещь совершенно бессмысленная. Оно приносит больше пользы и наслаждения самому творцу, чем читателям. Однажды, я прочитал свой коротенький постмодернистский рассказ знакомому, сразу после чего, я был поднят на смех. Тот свой рассказ я сжёг, а с тем знакомым больше не общался никогда. Я уничтожал девять из десяти своих сочинений – и убийства я совершал самыми разными способами. Я писал только для себя – мне не нужны были читатели – у меня был свой собственный читатель. И каждый день – я укреплял стены своей духовной крепости.

Проблемы внешнего мира меня уже совсем не касались. Я жил только своей рутиной: кофе, перекуры, литература, одиночество в компании на дне бутылки. Я всем был недоволен – но в тайне про себя знал, что мне этого – более, чем достаточно. Я променял свою старую жизнь на это – и ни о чём не жалел. Я трижды перечитал роман Селина «Путешествие на край ночи» – и смеялся, и лил слёзы от бесконечных страданий бедного доктора, застывшего в своей безграничной жалобе и приговору миру. Я продолжал сжигать свою «плоть и кровь» с тройным упорством. Мне было достаточно жить так ещё долгие годы. Рано или поздно, меня бы вышвырнули из еспрессо-бара и я нашел бы себе работу бармена в каком-нибудь клубе; пережить десять соседей по комнате и сто по коридору. И всё своё время посвятить эгоизму и литературе – эгоистичному творчеству, только для себя – для самых сумасшедший моих обитателей. А позже – умереть – и сказать напоследок: «В жопу» имея ввиду все глубокие смыслы, заложенные в эту фразу.

Но жил я так четыре года. Потом, я снова встретил его. Так банально и совершенно случайно: золотой дракон, после долгих странствий, попал именно в этот город, именно на эту улицу и зашел именно в эту кофейню. Я оторвал перо от бумаги и поднял глаза, когда услышал, что зашел посетитель. И увидел его. Он совсем не изменился за эти четыре года – чего совсем нельзя было сказать обо мне.

Поначалу, он упорно отказывался меня узнавать – даже, когда я начал вспоминать ту ночь в его старой квартире. Но вскоре, что-то переменилось в его голосе удивлённого столь большим интересом бариста к своей персоне гостя; и он улыбнулся, а затем громко – на весь бар – рассмеялся.

– А ты немного изменился, – сказал он наконец.