- Я понимаю ваши чувства, - тихо сказал Басуржицкий, не отводя своего пронзительного, гипнотического взора. - Третье удивительное стечение обстоятельств - то, что вы сели именно в мою машину, после того как я пожалел, что не увижу вас больше. Ибо мой знакомый может указать вам прямую дорогу к вашему врагу. Если хотите...
- Хочу, - коротко сказал Никса.
- Я могу отвезти вас к нему прямо сейчас. К своему знакомому, я разумею.
- Везите, - сказал Никса.
- Хорошо.
Басуржицкий притормозил, соображая маршрут, и через несколько кварталов развернул машину в противоположном направлении.
Михаил Анатольевич робко покосился на Никсу. Молодой король разом подобрался, и от его сурового лица веяло таким напряжением, такая мощная концентрация жизненных сил ощущалась в нем, что бедный Овечкин почувствовал прямо-таки физическое давление этого невидимого излучения. Ясно было, что к Каверинцеву они сегодня уже не поедут. Экий неожиданный поворот событий! И вправду, удивительнейшие стечения обстоятельств... Он от всей души пожелал Никсе удачи. Может быть, тому уже начало везти? Так внезапно нашелся его враг... Михаилом Анатольевичем овладели смешанные чувства - и растерянность, и беспокойство за Никсу, и грусть от того, что они могут больше не встретиться, ибо король уйдет своей дорогой, оставив случайного знакомого с его скучной жизнью... Тут машина остановилась, и Никса повернулся и посмотрел на него несколько потеплевшим взглядом.
- Я думаю, вам ни к чему идти со мною, - сказал он. - Поезжайте по своим делам, и если что - возвращайтесь ко мне. Адрес вы помните. Баба Вера примет вас с удовольствием. На всякий случай...
Он полез в карман и протянул Михаилу Анатольевичу пачку денег.
- На какое-то время хватит. Возьмите же!
Овечкин, покраснев до ушей, попытался было протестовать, но Никса, не слушая, положил деньги на сиденье рядом с ним и выскочил из машины. Басуржицкий вышел следом.
- Подождите немного, я сейчас вернусь. Только провожу вашего друга, сказал он Овечкину. - К вам у меня тоже есть разговор.
И Михаил Анатольевич, смущенный и растерянный, остался в машине.
Странный водитель их вернулся действительно скоро, сел за руль и, ни о чем не спрашивая, тронул машину с места.
- Не волнуйтесь, все будет хорошо, - сказал он в ответ на испуганный взгляд Овечкина в зеркальце. - Ваш друг - не такой человек, чтобы с ним могло случиться несчастье. А что касается вас - к вам у меня деловое предложение. Вы, кажется, упомянули о том, что остались без работы?
Михаил Анатольевич механически кивнул. Вальяжный баритон звучал успокаивающе, чуть ли не ручейком журчал, вызывая у него неодолимое желание расслабиться.
- Я могу предложить работу. Вам когда-нибудь случалось ухаживать за больными? Нет? ... Жаль. Но, впрочем, ничего страшного. Видите ли, я врач-психиатр. Довольно известный. И есть у меня пациентка, рядом с которой я хотел бы видеть именно такого человека, как вы, - мягкого, спокойного, дружески расположенного, никакой грубости... я ведь не ошибаюсь в вашей оценке?
- Наверное, нет, - пролепетал Овечкин, снова краснея.
- Вот видите! Как, кстати, ваше полное имя... Михаил Анатольевич? Очень приятно. Пациентка эта - молодая девушка, почти дитя, пережила, по-видимому, сильное потрясение, в результате чего лишилась памяти и вообразила себя совершенно другим человеком. Ее подобрали на улице, без документов, родные неизвестны. Я увидел ее в клинике для душевнобольных и, честно признаться, испытал глубокую жалость к этому ребенку. Желая спасти ее от ужасов пребывания в подобном месте, я взял ее к себе... женился на ней, чтобы быть до конца откровенным. Елена - очень трогательное существо, вы все поймете, когда увидите ее. Если, конечно, согласитесь работать у меня.
- Я... - Овечкин был в полной растерянности. - Я никогда... и потом женщина?!.. я не справлюсь, боюсь...
- Справитесь, - снисходительно сказал Басуржицкий. - Она вполне разумна, пока не вспоминает о своей мании, и с нею очень даже приятно беседовать. Спокойный, уравновешенный человек... для вас трудность, скорее, будет заключаться в том, чтобы не поддаваться обаянию образа, в котором она пребывает.
- А кем она себя считает? - с любопытством спросил Овечкин.
- Об этом после, - лицо Басуржицкого затуманилось грустью, но ненадолго. - Да... я забыл сказать об оплате.
И он назвал сумму, в два раза превышавшую библиотекарское жалованье Михаила Анатольевича.
- Это в день, - добавил он, - вернее, за несколько часов. У Леночки, собственно говоря, есть уже одна сиделка, особа женского пола, так что вам не придется проводить с моей бедной больною целый день. Подумайте...
Он опять загрустил, перестал сверлить Овечкина своим пронзительным взглядом и уставился на дорогу.
- А куда мы, собственно, едем? - опомнился вдруг Овечкин, совершенно сбитый с толку таким трудным и одновременно заманчивым предложением.
- Мы, собственно, едем ко мне. Прежде чем вы примете решение, я хотел бы показать вам Леночку. Надеюсь, вы не возражаете?