Книга чая

Таким образом, их обучение было сосредоточено на способах самоконтроля, который является сущностью истинной свободы. Введенный в заблуждение человеческий ум бродит в темноте вместе с такими же умами, потому что они ошибочно принимают отдельные признаки за суть. Даже религиозные учения вели по ошибочному пути, потому что принимали видимость за реальность. Эту мысль часто иллюстрируют сравнением, когда обезьяна пытается схватить отражение луны в воде: каждая попытка вцепиться в серебряное изображение вполне возможна, однако она вызывает рябь на отражающей поверхности и заканчивает тем, что рушит не только фантомную Луну, но и самих себя. Детально продуманные сутры так называемых «восьмидесяти четырех тысяч врат знания» были похожи на бессмысленную болтовню обезьянничающих учеников. Свобода, как только будет достигнута, оставит всех людей наслаждаться и славить красоту Вселенной. В тот момент они представляют единое целое с природой, и чувствуют, как ее пульс бьется внутри них, а легкие расправляются, будто их собственные, вдыхая и выдыхая в единстве с великим Мировым Духом. Жизнь является микрокосмом и макрокосмом одновременно. Жизнь и смерть похожи, но являются фазами существующего единого Универсума.

Они также любили изображать совершенствующегося в Дзэне ученика в виде пастуха, который занимается поисками отбившегося от стада животного. Потому что человек по причине невежества лишен души и, подобно пастуху, однажды поднявшемуся для поисков потерянного животного, старается по почти незаметным следам найти его, а потом вдруг видит хвост, а затем и туловище того, кого искал. Далее происходит борьба за превосходство – жестокое сражение и ужасная война между земными чувствами и внутренним светом. Пастух побеждает и, усевшись на спину вновь ставшему покорным животного, безмятежно отправляется в свой путь, наигрывая простую мелодию на флейте – теперь он забывает о себе и о животном. День для него сладок и наполнен зеленеющими ивами и красными цветами. Все вокруг снова исчезает, и пастух наслаждается движением в чистом лунном свете, где он есть, и одновременно его нет. Таким образом, для мыслящих в русле Дзэн победы над внутренним «я» более правильны, чем аскетические покаяния средневековых отшельников, которые истязали свою плоть вместо того, чтобы дисциплинировать свой разум. Тело – это хрустальный сосуд, сквозь который светится радуга Великого Бытия. Разум подобен огромному озеру, прозрачному до самого дна, оно отражает облака, плывущие над ним, иногда его поверхность покрывается рябью от ветра, который нагоняет пену и волны, но только для того, чтобы вновь обрести первоначальное спокойствие, когда ветер стихнет, никогда не теряя своей чистоты или своей изначальной природы. Мир полон пафоса существования, который все же случаен, и нужно со спокойствием и невозмутимостью сражаться и воевать, словно идешь на свадебный пир. Под влиянием этих учений жизнь и искусство изменили японские привычки, которые к настоящему времени стали второй натурой. Наш этикет начинается с подготовки к тому, как предложить веер, а заканчивается обучением ритуалу, как покончить с собой. Даже чайная церемония выражает идеи дзэн.

Аристократия времен Асикага, по-своему исключительная, поступала так же, как ее предки в эпоху Фудзивара, – двигалась от понимания роскоши к пониманию утонченности. Этим аристократам нравилось жить в крытых соломой домиках, таких же на вид незатейливых, как и у самых простых крестьян, однако пропорции зданий были выверены высочайшим гением Сёдзё или Соами, а опорные столбы в них делались из бесценного благовонного дерева, доставленного с самых отдаленных индийских островов; даже вид железных котлов, выполненных Сэссю, поражал высоким мастерством. Красота или жизнь вещей, – говорили они, – всегда скрывается глубоко внутри, а не проявляется внешне, точно так же и жизнь Вселенной пульсирует в косвенных проявлениях. Не демонстрировать, а намекать – в этом секрет бесконечности. Совершенство, как все уже вызревшее, не производит впечатления, потому что процесс роста здесь резко ограничен.

Они, например, с радостью украсят шкатулку для письменных принадлежностей, снаружи покрыв ее простым лаком, а скрытые внутри части отделают золотом. В чайной комнате повесят лишь единственную картину или поставят простую вазу для цветов, чтобы вызвать ощущение гармонии и сосредоточенности, а все богатства коллекции, принадлежащей даймё, будут хранить в отдельной сокровищнице и выставлять по очереди ради удовлетворения эстетического порыва. Даже до настоящего времени люди под низ надевают более дорогую одежду, чем наверх, точно так же самураи испытывали гордость от того, что носили свои чудесные клинки в непритязательных ножнах.