Книга чая

А техника – лишь оружие художника на войне; научное же знание анатомии и основ перспективы – интендантство, которое обеспечивает армию. Японское искусство все это может без опасения принять с Запада, не умаляя своих основ. В свою очередь, идеалы – направления, по которым движется художественное сознание, план кампании, который природа страны предлагает при ведении войны. Внутри них и за их пределами существует генерал, независимый в своих решениях, непоколебимый и самодостаточный, который одним движением бровей может принести мир или разрушения.

Набор тем и методов их выражения становится шире с этой новой концепцией художественной свободы. Оплаканный уже Кано Хогай и величайший из ныне живущих художников Хасимото Гахо, а также бесчисленное число гениев, которые двинулись их путем, известны не только разнообразием своей техники, но кроме того широтой представлений о предмете искусства. Эти два мастера, самые знаменитые профессора академии Кано конца периода сёгуната, начали возрождать творчество художников Асикага и династии Сун в их древней чистоте одновременно с изучением школы Тоса и колористов Корин, не потеряв изящного натурализма, свойственного школе Киото.

Древний дух мифологии расы и исторических хроник был воплощен в этих художниках, как происходило во все великие эпохи возрождения искусства от Эсхила до Вагнера и поэтов Северной Европы, и их картины придают новый жар и смысл великим темам.

В своем последнем шедевре Кано Хогай представляет Каннон в образе Матери Вселенной, олицетворяющей человеческое материнство. Она стоит на воздухе, тройное гало теряется в небесах из чистого золота, в руках у нее хрустальный сосуд, из которого по капле сочится струйка живой воды. Одна капля, падая, превращается в младенца, ткань, в которую он укутан, смотрится как нимб, бессмысленные глаза подняты к ней. Его уносит к Земле, к суровым снежным вершинам, выступающим из синей туманной тьмы далеко внизу. Сила цвета в этой картине, вызывающая воспоминания об эпохе Фудзивара, соединяется с изяществом, свойственным школе Маруяма, для того чтобы со всей выразительностью представить природу, полную мистики и благоволения, а кроме того страстную и реальную.

Картина Гахо, изображающая Чокаро, сочетает сильный стиль Сэссю с широкой компоновкой Сотацу. В данном случае воспроизводится и переосмысливается устарелая даосская идея: волшебник с задумчивой улыбкой наблюдает за ослом, которого он только что создал из своей тыквы – образ, полный игривого фатализма.

Картина «Погребальный костер Будды» авторства Кандзана Симамура напоминает грандиозную композицию периода Хэйан, обогащенную сильно акцентированными линиями времен ранней эпохи Сун и моделировкой, свойственной итальянским мастерам. На ней изображены великие архаты и боддхисатвы, стоящие вокруг пылающего костра и наблюдающие с таинственным благоговением за неземным огнем, распадающимся над мистическим гробом, которому суждено однажды заполнить этот мир светом Высшего отречения.

Тайкан выносит на обозрение свои дикие образы и буйные понятия. Это демонстрирует его «Цюй Юань, гуляющий по бесплодным холмам». Мы видим поэта среди гнущихся под ветром нарциссов – цветок молчаливой чистоты, – которые чувствуют сокрушительный ураган, собирающийся в его душе.

Эпических героев Камакуры сейчас рисуют с более глубоким пониманием их человеческой природы. Мифология интерпретируется в ее солярном смысле, как и старинные баллады, что китайские, что индийские, которые открывают нам область, до сих пор совершенно неисследованную.

Скульптура и другие виды искусства следуют по тому же самому пути. Чудесная глазурь Козан не только возрождает утраченные секреты ранней китайской керамики, но создает новые, подобные Корин, видения в цвете.

Лаки освободились от утонченного изящества произведений позднего Токугава и получают безграничное удовольствие, используя широкую гамму цветов и набор материалов, как и родственные им виды искусств: вышивание, создание декоративных тканей, перегородчатые эмали, поделки из металла – они вдохнули новую жизнь, каждое в своей области. Таким образом, искусство, несмотря на новые условия опеки и безжалостную мясорубку промышленного производства, пытается добиться более высоких результатов, которые выразят нынешнюю жизнеспособность наших национальных устремлений. Но время для исчерпывающего резюме еще не пришло. Каждый день открывает нам новые возможности и надежды, призывая занять место в процессах разбуженной национализации страны. Китай и Индия, не говоря о художественной деятельности Запада, которые тоже борются за новые средства выражения, представляют свои великие перспективы идеалов, по которым еще предстоит прошагать исследователям будущего.

Примечания: