Книга чародеяний

Кто там ещё собирался её покарать, Адель не расслышала. Она вообще ничего не слышала — приступ гнева накрыл с головой, и отчаянно сдерживаемые силы теперь не видели перед собой ни врат, ни замка. Врата распахнулись; она больше не кричала; Адель не могла задушить мужчину своими руками — за неё это сделал плющ, вьющийся по стене неподалёку и всегда верный тем, кто слышит.

— Помог… и… — наблюдать за синеющим лицом было даже забавно. Адель стояла неподвижно и молча над корчащимся в конвульсиях телом, и чем более вялыми становились его судороги, тем шире становилась её улыбка. Мужчина, оскорбивший ведьму, был мёртв; когда он издал последний противный хлюп, покорный плющ уполз, как змея по зову заклинателя.

Тогда же Адель пришла в себя и отшатнулась, прижав руки к груди. Увиденное не напугало её, но ужаснуло своими последствиями. Проклятое пламя! Безмозглая публика скажет, что пьянчуга умер от возлияний, только полоса на шее говорит сама за себя… Адель заставила себя быстро уйти, но, поднимаясь в гору, она постоянно озиралась в поисках людей — никого, кто мог бы их видеть. Никого… Кусты и ветки царапали голые ноги, мысли царапали сердце. Вот поэтому они изгои… Нет, они стали изгоями, потому что их не хотели видеть, и это — результат… Нет, всё это не имеет значения, потому что она не смогла держать себя в руках — второй раз за два дня. Второй! Если узнает Жозефина, даже она сложит в уме два и два. И что скажет Арман?

Мысль о брате смыла остатки гнева Адель, и она уныло наклонилась за своими туфлями. Арман ничего не скажет, только отчитает её для вида, ободряюще улыбнётся и пойдёт решать проблемы… Она не заслужила такого брата. Если честно, она вообще никого не заслужила.

Солнце лениво продиралось через туман, намекая на скорое утро, и холм постепенно переставал быть бесцветным, наполняясь тусклыми пятнами красок и неспешной жизни. За спиной Адель тянулся кровавый след.

***

Мельхиор снова съел какую-то дрянь с пола, подавился и начал хрипеть, чем и разбудил Армана. После превращений чародей-оборотень спал без задних ног, но, видимо, не в этот раз — страшный дьявольский пёс срочно нуждался в помощи.

— Иду… — пробормотал Арман и сполз с кровати. Кроватью была низкая грубая скамья, застеленная подобием перины, так что он буквально перекатился с пола на пол. Мельхиор жалобно взвыл и снова начал издавать ужасные кашляющие звуки. — Только не задохнись.

Где носит сестру? Она бы быстрее с этим справилась. Безрезультатно оглядевшись в поисках Адель, Арман понял, что утро не задалось по всем фронтам, и присел напротив собаки. Мельхиор изгибался в рвотных позывах и скулил, мотая башкой. Жалко пса, да что ж дурак-то такой? Сколько раз говорили — не ешь с пола…

— Давай-ка сюда… — Арман подался вперёд к страдающему животному и потянулся было к стоявшему рядом столу, но вовремя вспомнил, что лакомств нет и соблазнить Мельхиора распахнуть пасть пошире нечем. Что ж поделаешь, тут либо вперёд, либо назад… Прежде чем хозяин закатал рукава и тяжело вздохнул, Мельхиор поднатужился и справился сам: в очередной раз содрогнувшись, он выплюнул мелкий камешек вместе со слюнями.

Ну конечно. Дьявольская собака умудрилась проглотить розовый кварц. Вопроса два: почему Адель не закрыла шкатулку и зачем ей камень, основные свойства которого — любовного характера?

— Молодец, — без тени радости сказал Арман, пока осчастливленный пёс лез к нему целоваться. — Молодец. Не лижи меня… Где ты это взял?

Мельхиор то ли ответил на вопрос, то ли утратил интерес к хозяину — он радостно залаял и кинулся к двери, в которой как раз проворачивался ключ. Арман успел подняться на ноги, отряхнуть колени — давно тут не подметали — и зевнуть, прежде чем понял, что утренние приключения ещё не закончились: на пороге появилась сестра, вся в пыли, грязи и крови. Туфли Адель держала в руке, а на вусмерть стёртых ногах еле держалась. Арман не без опаски посмотрел ей в лицо, ожидая увидеть там либо боль и страшную усталость, либо очередную вспышку гнева. Ошибся — сестрица выглядела виноватой.

— Мельхиор чуть не подавился твоим камнем, — сказал Арман, забирая у неё туфли. Он никогда не считал себя вправе сразу отчитывать старшую сестру: если Адель что-то натворила, она скажет об этом сама. — Ты специально их по полу раскладываешь или что?

— Упал, наверное, — поддержала беседу сестра. Арману было её жаль, только знать бы, что произошло… — Ты можешь опустить ставни и сегодня никуда не выходить? Пожалуйста.

Он молча выполнил просьбу, мысленно готовясь наседать. Адель не любила прятать голову в песок, даже если ей грозили гильотиной. Исходя из этого, у них, кажется, проблемы. Не прошло и суток с Жозефины… Злости Арман не испытывал, только досаду. Знал бы — не лез в женское платье, как минимум.

Потянув ещё немного, он заглянул к Адель, которая сгорбилась за ширмой и задумчиво смотрела в воду — ноги в тазике, вода кроваво-красная, на поверхности плавает одинокая веточка.