Книга чародеяний

О перечисленных тобой видах зловредного колдовства: этот вопрос мало изучен по понятным причинам, и вряд ли нам дадут на него ответы, но по моему личному опыту сглаз, порча и проклятие чаще всего означают одно и то же. Суть подобных чар — в том, чтобы вблизи или издалека, при помощи подручных средств или только своею волей причинить зло живому существу. Например, насыл колик на младенца подходит под определение дурного сглаза или порчи, но если те же колики появляются после приёма дурного зелья — это отравление.

Мне доводилось встречать мнение, что проклятие — долгосрочная и трудносводимая порча. Оно может быть родовым, передаваться из поколения в поколение, насылаться на человека, который ещё не родился, и, что хуже всего, не иметь обратного хода. Всё-таки, когда говорят о порче или сглазе, имеют в виду что-то с прямым взглядом или куклами с заговорёнными иглами. Всё путает существование мелких проклятий, когда маг напрямую говорит, что проклинает тебя, и вкладывает в это малую силу. И множество других несостыковок…

— А зачем нам книга? — внезапно спросил Милош. — Бер и так всё знает. Может, ты сам её допишешь, без всяких вредных никласов?

— Ценю это признание, но тогда книга будет лишена смысла. Это должны быть голоса многих магов, а не мои субъективные наблюдения, — объяснил Берингар и снова прильнул к щёлке в двери. — Хозяин идёт сюда. Как вы сказали, Никлас?

— Верно, — Арман окинул взглядом импровизированный стол. — Нам прибраться?

— Не стоит. Ведите себя естественно.

В дверь вежливо постучали, Берингар вежливо открыл. Поклонился даже. На лице Никласа застыла любезность, как пролитое вино, замёрзшее на зимней улице. Он определённо не ожидал увидеть своих жертв целыми и невредимыми, бодрыми и жующими, включая тех, кого потерял из виду ещё накануне.

— Приятного аппетита, — криво улыбнулся хозяин и поднял глаза на Берингара. — Отлучались?

— Искали? — в тон ему ответил Берингар.

— Да, хотелось обсудить пару вопросов. Понимаете ли, ваши люди так умаялись, что уснули ещё до ужина, и разговора не вышло.

— Вы были так любезны, что поддержали их крепкий сон самыми гостеприимными чарами, — отметил Берингар. Арман вытянул шею, чтобы видеть лица говорящих, и понял, что не зря: сейчас что-то будет. — Очень жаль, что вы не нашли нас. Насылать дурной сон гораздо проще, когда смотришь жертве в лицо.

— Не понимаю, о чём вы, — криво ухмыльнулся Никлас. Во дворе позади него маячили парни с вилами самого беззаботного вида. Что вилы, что парни…

— Хорошо, что не понимаете, — заверил его следопыт. — Возможно, в этом ваше счастье. Но, кажется, вчера вы меня отлично поняли и даже согласились.

— Вот ведь баран упёртый! — не выдержал старик и снова сплюнул. — Сколько можно повторять, не буду я ничего про нас выбалтывать! Так хорошо жили, послав к лешему этих треклятых старейшин, и тут опять поминать! Вам, что ли, словами непонятно? Не умеете принимать отказы, да? Ну так я делом… сколько б вы домов ни обошли, вам больше ни одна самая замшелая старуха двери не откроет. — Никлас сдержанно бесновался, Берингар терпеливо слушал. Видимо, это и довело хозяина до ручки, и его лицо побелело от гнева. — Терпеть не могу таких, как вы… упрямы, назойливы, что твои мухи, и ради чего? Сразу видно солдатова сынка! Есть приказ — надо выполнять, а зачем, а кому это нужно?! Вбили в одну голову какую-то светлую надежду, и пошло-поехало. Нет, любезный, со мной это не сработает. Я тоже упрям! И рожа твоя каменная меня не запугает!

Берингар пожал плечами, не перебивая, и подождал, пока старик наберёт ещё воздуха. Арман почувствовал, что у него самого кулаки чешутся, и обернулся на остальных: что Милош, что девчонки — все трое побледнели и кто с возмущением, кто с обидой смотрели на Никласа. Им уже доводилось сталкиваться с неприятием книги, самой идеи, с неверием в пророчество, с попытками отравления и просто нерадушным приёмом, не говоря уж о прекратившихся преследованиях вооружённых людей. По-настоящему мерзко стало лишь сейчас.

— Именно так! — Никлас возобновил свою речь, тыча пальцем в грудь Берингара. Тот не отступил, хотя даже у Армана возникло желание отодвинуться, а после тщательно вымыться в реке. — Раз вы такие стойкие солдатики, так уж и быть, проваливайте на все четыре стороны, можете даже в книжку свою что-то записать, но от жителей — ни-ни. Мы ничегошеньки не скажем, ни одного секрета не выдадим, хотите — пишите по памяти, от нас не услышите ни слова. Думал я вас запереть, но ведь с ума сведёте, ненормальные, — прошипел он. — В самом деле, сведёте с ума! Или явятся за вами другие такие же фанатики… передайте своим старейшинам, что клал я на них и класть буду, у нас своя община, своё сообщество! И никаких дурных пророчеств! Может, вы свою магию просрёте, благо с людьми якшаетесь, мы — нет!

— Грубо, — заметил Берингар. — Сдерживайтесь при женщинах. Что касается успеха закрытой общины, в перспективе он весьма сомнителен: вам рано или поздно грозит вырождение, с магией или без.

— Да тебя вообще ничем не пробрать! Глыба ты каменная, придурок, солдафон…