Книга Длинного Солнца

— Большую часть времени я не понимаю ни слова из того, что он говорит, — пожаловалась Гиацинт Синели.

Та усмехнулась:

— А есть кто-нибудь, кто понимает?

— Один, по меньшей мере. Я выглядывал из окна той комнаты в точности так же, как сейчас выглядываю из этого отверстия. — Шелк поставил ногу на край, подтянулся и оказался снаружи, держась за верхний край иллюминатора, чтобы не упасть. — Я боялся, что появится гвардеец.

Он боялся Гражданской гвардии и хотел проверить, способен ли он забраться на крышу «Ржавого Фонаря», чтобы убежать от нее; тогда ставка была очень маленькой: если бы его схватили, то убили бы, самое худшее.

До крыши гондолы не дотянуться; но бок скошен внутрь, как борта у больших лодок.

Сейчас ставка больше, намного больше, потому что вера Гагарки могла убить их всех. Сколько птеротруперов несет этот воздушный корабль? Сто? По меньшей мере, а возможно вдвое больше.

Гиацинт, глядевшая на него, сказала что-то, что он не понял и не хотел понимать; чья-то рука — ее или Синель — схватила его за левую лодыжку. Он рассеянно брыкнулся, чтобы освободиться, одновременно выжидая и примериваясь к ритму легкого покачивания дирижабля.

Скорее всего, Гагарка и его последователи будут ждать до тенеспуска, если, конечно, тенеспуск наступит раньше, чем дирижабль окажется в Тривигаунте; они взломают люк, который отделяет их от тела дирижабля, вскарабкаются по веревочной лестнице через брезентовую трубу, которую он только что заметил, и немедленно ударят, ломая шеи и вырывая глаза...

Во время следующего крена. Бесполезно ждать. Гиацинт уже позвала на помощь; Гагарка и Мурсак схватят его ноги и втащат внутрь.

Он подпрыгнул, ухватился за край крыши гондолы и с радостью обнаружил, что висит на маленьком комингсе[128]. Где-то, очень далеко, кто-то вскрикнул. Крик проник в его сознание, пока он бешено карабкался по обшивке внакрой, и, когда медленное покачивание особенно посодействовало ему, зацепился ногой за комингс.

Последнее усилие, и он наверху, лежит за бортиком комингса и почти боится посмотреть на него. Шелк перекатился на спину, оставив между собой и краем полкубита; прижав обе руки к груди и закрыв глаза, он попытался успокоить бешено стучащее сердце.

Он почти мог быть на верхушке стены Крови, упираясь плечом в зубцы с заостренными краями. Почти, потому что падение со стены можно было пережить — и он пережил, на самом деле.

Он сел и вытер лицо подолом сутаны.

Как глупо, что он снял ботинки и не снял сутану! Гондола была холодной, из иллюминатора тянуло еще большим холодом; поэтому он сохранил сутану и даже не подумал, что сможет слегка облегчить себя, сняв ее. Тем не менее, благодаря ей он чувствовал себя чуть более уютно, ее мягкая шерсть грела его, пока он думал, что делать дальше.

Надо встать, хотя если он встанет, то может упасть. Прошептав молитву Внешнему, он встал.

Крыша гондолы была плоской невыразительной доской, выкрашенной в коричневый цвет или просто отлакированной. Шесть толстых тросов поддерживали гондолу, выходя из нее и уходя вверх в покрытое материей тело дирижабля. Впереди, как кишка, извивалась брезентовая труба; на корме перевязанный веревками люк, через который он мог бы вернуться в гондолу — и который, в равной степени, позволил бы тем, кто внутри, выйти. Он опять представил себе картину — скрытное приближение и дикая атака, дюжины мертвых юных птеротруперов, остальные, поначалу дезорганизованные, открывают огонь.

Вскоре приказы превращают их в монолитный отряд. Некоторые вайронезцы захватывают оружие и убивают еще несколько птеротруперов, но сами гибнут через минуту-две; и остальные вайронезцы тоже будут застрелены. Гагарка, Синель и Мурсак умирают, за ними Рог и Крапива, и даже бедная майтера Мрамор, сейчас называющая себя Моли. И вскоре после этого, если только не случится чуда, его и Гиацинт...

— Привет, Шелк.

Он повернулся. На крыше сидела Мукор, ее скелетоподобные руки обнимали голени; он изумленно вздохнул и почувствовал боль в глубине раненой груди.

Она повторила приветствие.

— Привет. — Еще один вздох. — Я почти забыл, что ты умеешь так делать. Ты сделала такое в туннеле, сидя на воде — я должен был помнить.

Она обнажила желтые зубы:

— Зеркала лучше. Они больше пугают. Разве нет, а? Но сейчас я просто здесь.

— Услышать твой голос, безусловно, было страшно. — Шелк тоже сел, довольный, что есть возможность.

— Я вовсе не собиралась тебя пугать. Просто хотела поговорить, но не там, где много народа...

Он кивнул:

— Там бы начался бы переполох, я полагаю.

— Ты переживал, что некому будет заботиться обо мне. Мой дедушка приходил посмотреть, как я себя чувствую. И старик с жирной женщиной заботятся обо мне. Дедушка хотел узнать, куда ушли бабушка и маленький авгур, и я сказала ему.

«Дедушка», безусловно, Кремень; Шелк кивнул и улыбнулся.

— А у старика есть борода, и он постоянно прыгает?

— Да, маленькая бородка.

В таком случае Меченос, не Его Святейшество; жирная женщина — подруга Меченоса или служанка.

— И я ела суп.