Книга драконов

Сидни попыталась вообразить себе угрюмого молодого человека, взбирающегося на дерево и залезающего на спину дракону.

– Нет, – возразила она спокойно. Даже столкновение армий на гребне горы в сумерках не испугало бы его сильнее камо-драконов, просыпающихся от этого шума.

Гауда развела руками – этот жест был, наверное, древнее самого языка. Он означал: «Тогда что? Тогда где?»

Дракон заговорил, раскатилась полоса золотистого огня, и в этот миг на гребне разразилась битва, грянули крики, лязгнул металл, слоны и люди затрубили в дыму огромных факелов. Темные крылья расправились, и Гауда вдруг запела, яростно, резко – Сидни никогда такого не слышала. Боевой клич. Это все-таки были боевые драконы, а Гауда была обучена бою. Камо взмыли в воздух, затем приземлились на снег, превратившись в белые тени, слабо пылающие внутренним огнем. Гауда опять сказала Сидни что-то неразборчивое, но та в точности ее поняла.

– Я тоже иду, – бросила она и вскарабкалась на огромную кожистую спину позади Гауды. Камо шли в бой – ведь ради этого она и находилась здесь. – Военное министерство будет в восторге.

Гауда снова запела. Крылья снега и сумерек подхватывали ветер и вздымались все выше, пока сражающиеся армии стекались им навстречу, топча кровь на снегу. Гауда вела камо вверх, а они принимали оттенки пламени и теней. Ее боевой голос – сильный, бесстрашный, прекрасный, прорывался сквозь какофонию битвы, пугая нападавших, которые видели не более чем струю золотистого огня и уж никак не драконов и не незримых волшебников. Кто-то выпустил в их сторону стрелу, вызвав яростный поток пламени в ответ, который растопил снег в золотистый поток, хлынувший вниз по склону, сбивая воинов с ног и унося их лавиной драконьего огня и снега.

– Они не различают армий, – выдохнула Сидни. – Как и слоны, – добавила она, наблюдая за одним, который вступил в бой и вдруг встал на дыбы, сбросив своего наездника и яростно затрубив, прежде чем массивными передними ногами наступить на наездника и еще на пару воинов, которые в этот момент грозили друг другу мечами. Их крики затерялись в суматохе. Гауда безучастно покачала головой, согласившись с Сидни; ее голос по-прежнему был слышен даже на фоне всего этого хаоса.

– Но, – ответила себе Сидни, помня, откуда и когда сюда прибыла, – в качестве камо мы будем использовать не драконов.

Она снова умолкла, услышав, как изменился тон голоса Гауды. Огонь не знал отличий между армиями, как не знала их и темнота. Но камо, вместо того чтобы проливать золото на все, что движется, лучше удавалось наносить удары по воинам. Сидни догадывалась, что они слышали некие особые сигналы в пении Гауды. Камо как-то сплотились в небе и, похоже, ждали от Гауды какой-то определенной фразы. Они все росли вместе, и Гауда, должно быть, учила их язык наравне со своим.

Сидни размышляла над сложностью всего этого процесса, думая, как преподнести у себя в Военном министерстве этих древних камо и драконопевицу Гауду в качестве преимущества в отдаленном будущем.

Ответ пришел с ошеломляющей легкостью и поразительной ясностью во вспышке драконьего огня: на звук голоса Гауды летел студент-волшебник, Уилл Флетчер, сидевший на спине недостающего камо.

Это было последнее, что он намеревался сделать. Этого даже не было в списке того, что он намеревался сделать меньше всего, и даже рядом не стояло с вещами, которых он никогда не намеревался делать, такими как прыжки со скалы или предложение себя голодной акуле. Так что это была идея камо. Он разжигал огонь, поднял взгляд и увидел глаз огненного цвета – светящийся, разумный, устремленный на него. У него вмиг пересохло в горле, он застыл на месте. А потом, под этим маленьким зловещим огоньком среди ветвей, он почувствовал странное любопытство.

«Что за магия таится в этом глазе?» – подумал он.

И понял, что этот вопрос был взаимным.

Он стоял, не двигаясь. Один конец палки, которой он ворошил огонь, уже сгорел. В его мыслях словно затрепетали крылья; он ощущал себя словно бы замаскированным, словно он отражал все вокруг; стал стволом дерева, веткой, сугробом, самим костром, чувствовал силу, присутствие дракона. Пока вдруг не осознал, что пламя, которое обугливало палку у него в руке, уже было готово добраться до его пальцев.

Он бросил ее и заметил глаз осьминога, в глубине драконьего разума, а потом и его скрытые глаза – по всей драконьей коже.

«Я хочу все видеть, – подумал он, завороженный, – твоими глазами».

«Тогда смотри», – ответил дракон.

Он не помнил, чтобы пошевелился; он просто оказался у камо на спине, наблюдая за тем, как наступающая армия двинулась к выходу из ущелья.

Он слышал пение Гауды.

Поначалу это был просто ее голос, и он слушал его, сидя у дракона между крыльями.