Книга драконов

Как не предприняли и пока они обыденно проводили шевоше – так по-военному называется, когда чей-нибудь край превращают в пустыню. Когда разрушают дома, вырубают сады, сжигают посевы, убивают всю домашнюю живность, а потом переходят к следующей деревне. Это тяжелый физический труд, поэтому враги использовали военных пленников – наш народ, – чтобы они все сделали, пока сами сидели в седлах и надзирали за тем, чтобы все было совершено должным образом. Они сидели, и мы сидели, а заключенные в кандалах до смерти упахивались под палящим солнцем, уничтожая все, что было нажито их же кровными братьями. Потом, когда там ничего не оставалось, они шли к следующей деревне, а потом к следующей за ней, пока не заканчивали зачистку, чтобы вернуться домой.

Враги были не дураки. Они отправляли собранное зерно вперед на повозках, но сохраняли большие площади неубранных полей, чтобы питаться с них на обратном пути. Самый большой участок занимал плоскую равнину, тысячи в две акров, богатой, плодородной земли, ровно посередине которой пролегала дорога.

Один наш товарищ родился и вырос в этих местах. Хорошо знал край, знал, откуда дуют ветры. И вот однажды ночью, когда враг разбил лагерь посреди этого огромного поля, мы подкрались и открыли огонь из тщательно выбранных точек, зная, что на нашей стороне будет сильный ветер, который не прекратится следующие тридцать шесть часов. Потом мы разделились на два отряда и преградили дорогу с обеих сторон.

Это сработало как заклинание, хотя сражаться в заграждениях было убийственно. Но мы знали, что нам не нужно было их одолевать – достаточно просто сдержать, пока их не настигнет пожар. И он настиг, с таким ревом, будто волны разбивались о берег, пока дым не сгустился настолько, что нужда вести бой отпала, и мы оттуда не убрались. Из двадцати тысяч язычников, которые пришли изначально, осталось около девятисот. Технически мы победили, хотя на следующий год они, конечно, пришли снова, как и спустя еще год.

Мы также сожгли около двенадцати тысяч пленных, но с этим ничего нельзя было поделать. Как позднее сказал милорд герцог, приписав себе заслуги этого замысла: попав в плен, эти люди стали вражеским орудием и с ними пришлось разобраться, да и к тому лучше погибнуть, чем оставаться в руках неверных. Насчет последнего он, возможно, был и прав. Им пришлось несладко, насколько могу судить. Полагаю, весь их выбор сводился к огню, пыткам и голоду.

Также общеизвестно, сказал милорд герцог, что сожжение урожая на самом деле повышает плодородность почвы, а посему, раз эта нелепая война окончена и язычники сокрушены, будущее поколение нас только благословит. Я этого не буду комментировать, если позволите.

Гарсио-кузнец всегда делал свою работу превосходно. С меня он взял энджел семнадцать, что было, конечно, грабительством, но хорошо, хоть деньги не мои. Сдачей со второго энджела я как раз заплатил за найм большой телеги у каменщика, его подъемный кран и дюжину его самых крепких рабочих. Вы замечали, что когда занимаетесь чем-то трудным и опасным, все так и норовят вас обобрать?

Итак, у меня был дракон и была ловушка. Осталось только найти приманку.

Когда я вернулся из Утремера, со всем нажитым в пеньковом мешке за плечом, я с трудом узнал родной край. Я взглянул с хребта, ожидая увидеть посевные поля, аккуратные плетни и ровно проложенную дорогу через кустарниковые рощи, которая вела бы к нашему дому. Но вместо этого увидел дикие заросли утесника, шиповника и крапивы. Поля, изгороди и пни, оставшиеся от павших деревьев, исчезли и были погребены подобно древним городам Утремера. Не осталось ни дороги, ни дома.

Судя по всему, года через три после моего ухода случился пожар. Дом сгорел, огонь перекинулся на рощицу, а оттуда на поля. Мой отец успел выбраться вовремя, но больше никогда не был прежним. Он переехал в хибарку на несколько месяцев, но оказался совершенно неспособным о себе заботиться, и монахи приняли его к себе, дали келью, пищу и кров в обмен на вторую закладную на землю. Он умер спустя полгода, и они похоронили его на своем кладбище, что, по-видимому, считалось честью для мирянина.