Книга драконов

Это не грозило ей никакими последствиями. Мистер Шоу часто пугал имейлами, но, насколько всем было известно, ни одного не написал. Лакки не была даже уверена, что он умеет пользоваться компьютером. Мистер Шоу был старомоден. Но даже если бы он что-то и написал, едва ли родители это бы прочли. Мама в последнее время вообще почти ничего не делала. А папу она не видела со Дня независимости, когда он вышел за фейерверками и не вернулся.

Мистер Шоу принес контейнер для отходов и смахнул в него некогда светившуюся массу – вернее, то, что от нее осталось. Та оказалась довольно тяжелой – тяжелее, чем казалась с виду, – и ударилась о донышко с громким стуком. Мистеру Шоу, при всей его недюжинной силе, пришлось заметно напрячься, чтобы дотащить контейнер до задней комнаты. После этого в лаборатории до конца дня стоял странный запах.

Лакки намеренно пропустила автобус и пошла домой пешком вприпрыжку, надежно спрятав дракончика в ланч-бокс (в котором, конечно, проделала дырочки), прикидывая в голове, как сделать эпичный и великолепный драконий террариум со своей самой лучшей подругой – миссис Холлинз.

Миссис Холлинз был сто один год, она жила по соседству. Среди сверстников друзей у Лакки было немного – или, вернее, не было вообще. В школе она всегда сидела одна. Всегда одна играла на площадке. Ее никогда не звали поучаствовать в чьем-нибудь групповом проекте. Но это ее мало заботило – или же она говорила так другим, – но она и не слишком это понимала, если понимала вообще. Большинство ребят Лакки просто сбивала с толку, а они, в свою очередь, сбивали с толку ее.

С миссис Холлинз она таких проблем не испытывала.

Лакки обожала гостить у миссис Холлинз. Это было ее любимое место. Особенно с тех пор, как ушел папа.

Свернув за угол к своему кварталу, Лакки изумилась тому, какой чудесный стоял день. Теплый для середины октября, со сладковатым запахом опавших листьев и гниющих яблок. На ярко-голубом, как яйца малиновки, небе светило солнце. Дракон зашуршал в своем ланч-боксе. Лакки наклонилась к нему.

– Не бойся, – прошептала она. – Я выпущу тебя, как только придем к моей подруге. – Она постаралась скрыть дрожь в голосе, когда сказала «подруга», чтобы дракон понимал, что иметь друзей – самое обычное дело и они есть у всех на свете. Даже у драконов. Ей хотелось уберечь своего дракона от досадных жизненных трудностей.

Лакки остановилась, дойдя до своего дома. Хотя весь их квартал сиял в чистом осеннем свете, ее дом был погружен в тень. У двери скопилась целая груда почты. Мама была где-то внутри. Лакки наморщила лоб, ее живот скрутило. Она знала, что мама, скорее всего, лежит на диване и опять плачет. Мама все время плакала. Также она знала, что ей следует войти в дом и посидеть немного с мамой. И хотя это не помогало, Лакки знала, что это нужно делать – так же, как чистить зубы или протирать стол, когда тот становился грязным. Но дракон слишком суетился в ланч-боксе, а самой Лакки очень хотелось показать его миссис Холлинз.

– Мам! – крикнула она с крыльца, позволив своему рюкзаку упасть с глухим стуком. Мама не ответила. – Я хочу поиграть! – Она не сказала, что пойдет к миссис Холлинз. Насколько Лакки знала, мама никогда не видела миссис Холлинз и вообще едва ли замечала соседний дом.

Лакки прижала ланч-бокс к груди и сбежала по ступенькам. Мама точно ее слышала. Этого, конечно, было достаточно.

Дом миссис Холлинз сверкал в свете солнца. Он всегда сверкал. Эта его особенность тоже нравилась Лакки. А еще у его двери не было удручающей горы писем, потому что к миссис Холлинз почта никогда не приходила. Лакки считала, это из-за номера дома, который, в отличие от остальных с целыми числами, был 1425 1/2, а почтальон, вероятно, не доверял дробям. В передней двери дома миссис Холлинз имелся выпуклый иллюминатор дюймов восьми в диаметре – на такой высоте, чтобы подходить к росту миссис Холлинз. И это было удобно, ведь Лакки имела такой же рост. Это позволило Лакки заглянуть в дом и следить за медленным приближением старушки, чья искаженная стеклом фигура становилась все более и более невероятной, пока весь иллюминатор не заполнил гигантский глаз. Лакки помахала рукой.

– Здрасьте, миссис Холлинз!

– Ой, Люсинда! – воскликнула миссис Холлинз в домофон. – Какой сюрприз! – Она всегда так говорила. Даже несмотря на то, что Лакки приходила каждый день. У миссис Холлинз был очень сильный акцент. Когда она называла Люсинду по имени, у нее выходило «Лу-у-уси-и-инда», потому, что она происходила из места, которое звалось Старой Страной. Лакки не знала точно, где это находится. Знала только, что оно старое.

– Секундочку, – сказала миссис Холлинз. – Сейчас открою.

Это было целое дело. Дверь в дом миссис Холлинз была толстая, широкая и очень тяжелая – изначально она размещалась на какой-то сверхсекретной экспериментальной подлодке. Миссис Холлинз никогда не рассказывала, состояла ли она в экипаже. Но Лакки полагала, что да.