В японской литературе и, прежде всего, поэзии птицам принадлежит выдающееся место. В «Манъёсю» упоминается около 80 представителей животного мира. Больше всего среди них птиц — около половины. Синтоизм относится к религиям с развитым шаманским комплексом. В подобных религиях особая роль принадлежит именно птицам — как посредникам между шаманом и небом, между шаманом и иным миром. Разумеется, было бы весьма легкомысленно ставить знак равенства между религией и поэзией (даже весьма архаической). Но факт остается фактом: крылья были даны птицам и для того, чтобы они перелетали в поэтические свитки по воле стихотворца, предки которого привыкли видеть в птицах существ, достойных самого пристального религиозного внимания. Но птицы связывали поэта уже не с небом, а с землей; не с богами, а с людьми. А потому голос любимой приятен, как птичье пенье, стремительное перемещение в пространстве приравнивается к их полету. Возвращение в родные места уподобляется возвращению перелетных птиц, любовь — бесконечна, как птичье пение, а забота о любимой рисует в памяти птенцов, укрываемых родительским крылом.
И в более поздние времена японские поэты, а потом и прозаики, уделяли в своем творчестве огромное внимание птицам, обогащая их образы все новыми и новыми смыслами. Вот, например, один из признанных шедевров Басё:
На голой веткеВорон сидит одиноко.Осенний вечер.Казалось бы — простая зарисовка с натуры. Но следует иметь в виду, что это — всезнающий ворон. (На самом деле — ворона, но в русскоязычной традиции ворона не является «поэтической» птицей и ассоциируется прежде всего с басней Крылова, что не отменяет приписываемой ей на Дальнем Востоке мудрости). Своим одиночеством ворон символизирует буддийскую отрешенность от суетного мира. Кроме того, искушенный читатель этого стихотворения видел в запечатленном Басё вороне намек на знаменитого дзэнского монаха и мастера чайной церемонии Иккю (1394–1481), который достиг просветления (сатори) в тот момент, когда закричал ворон — ведь ворон считался «солнечной» птицей, а монахи дзэн уподобляли просветленное сознание солнцу, увиденному в полночь.
Короткохвостая камышовка.Любителю переводной японской поэзии несомненно известно, что птицей с самым красивым голосом считается соловей. Еще бы! Ведь столько поэтов воспели красоту его трелей! И даже пословицу такую можно услышать: «Были когда-то и мы соловьями» (японский эквивалент русско-апухтинского «Были когда-то и мы рысаками»). Вынужден любителей поэзии разочаровать: японские поэты ни одного стихотворения про соловья так и не сложили. Странно, не правда ли?