Книга III: Симфония теней

— Для начала — держать глаза и уши широко раскрытыми. Может, сумеем что-нибудь разузнать. Давай так: ты иди в город с Безликими. А я попробую отыскать этого… как там Риз его называл? Энама?

— Эрмина, — поправил собеседника Лиас. — Мелкий, плюгавый, с жиденькой бородкой.

— Да, именно его! Может на городском дне, где этот отброс и обитает, что-то слышали.

— Идет. Встретимся вечером.

* * *

— Олухи, вам же было сказано сделать всё тихо! — прозвучал из темноты чей-то голос.

— Так мы и сделали… никто ничего не видел, веил’ди! Клянемся! — промямлил кто-то в ответ.

— А зачем вы оставили мёртвого возничего⁈ — не унимался невидимый собесденик. — Надо было сесть вместо него на ко́злы и увезти Адамастро подальше! А там уже делали бы с ним, что хотели!

— Этот ублюдок Гведну башку начисто смахнул! — пожаловался подчиненный. — Даже позвоночник перерубил. Черепушка только на куске кожицы болтаться осталась…

— Об этом я и говорю, грязь ходячая! Делать надо было, как я вам сказал! Всё, бросайте дворянчика сюда и проваливайте! Глаза мои вас больше видеть не желают!

— Конечно, веил’ди, как прикажете…

Я ощутил, как меня протащили сквозь густой упругий мрак. Тьма сопротивлялась подобно текучей воде. А потом подо мной оказалось нечто жесткое. Зазвенел металл, и мои запястья вместе с лодыжками охватили обжигающе ледяные полоски железа. Именно этот момент организм избрал, чтобы пробудиться. Я пришел в себя рывком, словно вынырнул из колодца. И увиденное меня вовсе не обрадовало…

Вокруг глухое каменное подземелье без единого окошка. Тускло тлеет оранжевыми углями кованая жаровня с торчащими из неё прутьями. Но испускаемый ей свет не дарит ощущение тепла. Наоборот. Он только усиливает царящий здесь пронизывающий холод, от которого хочется сжаться в крохотный и незаметный комочек. Беглый осмотр показал, что меня успели раздеть донага. Под задом массивная деревянная колода со спинкой (не поворачивается язык назвать это креслом). А надо мной возвышается закутанная в плащ фигура. Лица не видно. Только пару ярко-желтых глаз, сверкающих из-под капюшона.

Альвэ! Чтоб тебя Абиссалия пожрала! Как они на меня вышли⁈ Я же прекратил пока всю деятельность под личиной Маэстро. Мне просто негде было подставиться! Или… о, боги… неужели они нашли меня после событий в Медесе? Это совсем дерьмово…

— Ризант Адамастро, я полагаю? — заговорил со мной темноликий.

— И вам доброго дня. Ну или ночи, — нашел я в себе силы успокоиться. Если не убили сразу, значит, что-то им от меня нужно. А там, чем Ваэрис не шутит, авось побарахтаюсь еще…

— Ты именно такой наглый, как о тебе и говорят, — то ли презрительно, то ли с одобрением хмыкнул нелюдь. — Наверное, будет лучше, если я сразу укажу твоё место. Это сэкономит нам время…

С этими словами альвэ натянул толстую кузнечную перчатку и взял из жаровни раскалённый докрасна прут. Я дернулся, но стальные зажимы держали крепко. Грудь ожгло болью. Пронзительная вспышка взорвалась в мозгу фейерверком. Не в силах контролировать себя, я задёргался и забился подобно выброшенной на берег рыбине. Запахло горелым. И от осознания, что это воняет моя собственная плоть тошнота подступила к горлу.

Мучитель убрал полоску металла от моего тела секунд через десять. Но мне они показались поистине бесконечными. Прут звякнул, падая в жаровню, а темноликий вновь воззрился на меня.

— Итак, Ризант Адамастро, как ты видишь, церемониться с тобой никто не собирается. Если придется, то я правду выну из тебя клещами.

— Ка… кую… прав… ду? — просипел я, учащенно дыша.

— Говорить будешь, когда я позволю, vaail mingsel! — сплюнул алавиец и снова схватился за раскаленный стержень.

— Не-не, убери от меня эту… А-а-а-а! С-с-с-у-у-у-у…

Вновь шипение и запах горелого мяса. Мозг медленно затапливает паника, но я отгоняю её, повторяя словно мантру: «Держись, Сашок! Всё проходит и это пройдет!» В таком состоянии даже не получается сосредоточиться, чтобы попытаться создать чародейский конструкт. Маловероятно, конечно, что магия вернется ко мне именно сейчас, но вдруг?

— Еще что-то хочешь сказать, смесок? — презрительно процедил темноликий, убрав прут.

— А это счи… тается за… разреше… ние… гово… рить? — выдавил я из охрипшего от рычания горла.

— Gulen ung swattah mingsel… — проворчал желтоглазый ублюдок и опять приласкал меня раскаленным железом.

Странно. Еще не прозвучало ни одного вопроса, а на моей груди уже не осталось живого места. Кожа вокруг глубоких ожогов покраснела и распухла. А черные припаленные полосы делали мой торс похожим на кусок мяса, брошенный в барбекюшницу. Про ощущения, которые меня терзали, я уж и не говорю. А ведь это была только прелюдия к настоящему допросу с пристрастием…